П. Вайль и А. Генис точно подметили, что в целом дефиниция «инакомыслие» не совсем точна, поскольку самым главным в сущности диссидентства было инакословие, а не инакодействие, т.е. в итоге – «противопоставление общепринятому языку и стилю своего стиля и своего языка» [1, с. 177].

По мнению Е.Ю. Зубковой, советское диссидентство – это движение, априори оппозиционное по отношению к властям и их политике; особенная направленность течения и его неприкрытая оппозиционность, бескомпромиссность выделяли диссидентство из общей палитры советской политической жизни, обрекая его на участь противостояния одиночек [2, с. 156].

А.Б. Безбородов, М.М. Мейер, Е.И. Пивовар понимают под диссидентами граждан, явно конфликтующих с официальными постулатами в тех или иных сферах советской общественной жизни, что привело открытому противостоянию с государственным аппаратом в СССР [3, с. 4].

В связи с этим любопытно мнение Э. Неизвестного, который замечал, что «в своей советской жизни я не встречал недиссидентов. Ни разу. Недовольными были все. Даже мои друзья-милиционеры одно время были недовольны, что у них отняли палки. И они немного были тоже диссидентами» [4, с. 356]. 

Один из диссидентов подчеркнул:  «Улучшить жизнь, читать и смотреть в кино не то, что разрешают и рекомендуют, а что хочется, и жить не в однокомнатной, а хотя бы в двухкомнатной квартире, думать то, к чему лежит душа, а не то, что велят, стремились многие, но в большинстве своем каждый добивался этого только для себя, в индивидуальном порядке, незаметно для других, почти тайно, особенно скрывая свои потребности от коллег по работе. Диссиденты же требовали этого как раз не для себя, а для других, и за это их наказывали.  

Если я переписывал на машинке стихи Пастернака или книгу митрополита Антония «Молитва и жизнь» для себя и для 2-3 своих друзей – это никого не интересовало, но, делая то же самое для двухсот человек, я тут же оказывался «матерым врагом советской власти». Это уже было нельзя. В сущности, если вдуматься, нельзя было влиять (даже в самой малой мере) на умы и сердца окружающих – все остальное, в общем-то, разрешалось, во всяком случае, на это смотрели сквозь пальцы» [5, с. 1].

Другой же инакомыслящий О. Шевченко считает термин «диссидент» искусственным, поскольку диссидент определяется как отступник от общественного идеала, а в этом смысле главным отступником был сам тоталитарный режим [6, с. 5].

В. Буковский уточнял, что оппозиционное движение, «оказавшее столь значительное политическое влияние, на самом деле не было политическим – оно было нравственным». А цели движения он определял не как  «не желание переделать систему, а отказ от соучастия в ее преступлениях» [7, с. 105].

Конечно, весьма интересна оценка диссидентствующих граждан со стороны  советских властей.

Известный ученый П.Л. Капица в одном из своих писем к Ю.В. Андропову писал в 1980 г.: «Инакомыслие тесно связано с полезной творческой деятельностью человека … В истоках всех отраслей творческой деятельности человека лежит недовольство существующим». В ответном послании Ю.В. Андропов, в сущности не возражая, детализирует: «Другое дело, когда т.н. «инакомыслящие» становятся на путь подрыва советской власти, … становятся на путь предательства, наносят ущерб безопасности нашей страны. Тут уже т.н. «инакомыслящие» переходят в сферу враждебных политических действий, переступают грань закона. В таких случаях общество вправе ограждать себя, принимая не обходные меры пресечения» [8, с. 53, 56]. Но Ю.В. Андропов подчеркивал, что не допускается не собственно «инакомыслие», а поступки, приносящие урон интересам и правам других граждан, обществу и государству в целом

В публичных выступлениях оценки были более эмоциональными и пафосными. Так, в одной из своих речей Ю.В. Андропов определил диссидентов как лиц, которыми двигали политические или идейные заблуждения, религиозный фанатизм, националистические вывихи, личные обиды и неудачи, в некоторых случаях психическая неустойчивость» [9, с. 2]. Если убрать необходимую в подобных случаях стандартную официальную риторику, то не так уж он будет и не прав, определяя мотивы активности диссидентов.

Любопытно, что его практически повторяет один из известных диссидентов Э. Кузнецов, характеризуя диссидента как человека с провалами в жизни, психической неустойчивостью, невротика с массой комплексов: «Ведь они не могли вписаться в систему, которую предложила  им жизнь» [4, с. 356].

Пожалуй, оптимальным является определение дефиниции «инакомыслие», данное А.А. Даниловым: «Инакомыслие – это общественное явление, выражающееся в особом мнении меньшинства общества по поводу официальной или господствующей идеологической, политической, экономической системы, этических или эстетических норм, составляющих основу жизни данного общества» [10, с. 17]. Интересно, что это было фактически первое научное академическое определение.

Зейнал Сафар-оглы Нагдалиев уточняет, что «совокупность общественных движений, основанных на несогласии с политикой и практикой советского государства, несмотря на предмет несогласия и различие конкретных целей, образует  диссидентское движения или движение инакомыслящих» [11, с. 4].

В 1990 г. в Москве на заседании Международной Хельсинкской Федерации председатель К. Шварценберг детализировал, что диссидентское движение не являлось единым монолитом; диссиденты подразделялись на тех, «кто смысл борьбы понимал в ниспровержении режима, и на тех, кто не ставил вопроса о власти, а превыше всего считал защиту прав человека, поскольку это фундамент, на котором только и может стоять правовое государство» [12, с. 3].          

Таким образом, тема диссидентства в СССР остается не полностью разработанной и нуждается в дальнейшем осмыслении [13; 14; 15].

1. Вайль П., Генис А. 60-е, мир советского человека. М.: НЛО, 1998.
2. Зубкова Е.Ю. Общество и реформы. М.: Россия молодая, 1993.
3. Безбородов А.Б., Мейер М.М., Пивовар Е.И. Материалы по истории  диссидентского и правозащитного движения в  СССР 50-х – 80-х годов. М.: РГГУ, 1994.
4. Медведев Ф.Н. После России. М.: Республика, 1992.
5. Чистяков Г. Люди и книги // Русская мысль. 1996. 6 октября.
6. Краминова Н. Вечер у Гризодубовой // Московские новости. 1990. № 4.
7. Буковский В. «Московский процесс». М.: МИК, 1996.
8. П.Л. Капица и Ю.В. Андропов об инакомыслии // Коммунист. 1991. № 7.
9. Андропов Ю.В. Доклад на торжественном заседании по случаю столетия со дня рождения Ф.Э. Дзержинского // Известия. 1977. 10 октября.
10. Данилов А.А. История  инакомыслия в России. Советский период. 1917-1991. Уфа: Восточный университет, 1995.
11. Нагдалиев Зейнал Сафар-оглы Диссидентское движение в СССР (1950-1980 годы). Автореф. дис. … д-ра ист. наук. М., 1999.
12. Литературная газета. 1990. 6 июня.
13. Молькин А.Н., Королева Л.А. К вопросу о содержании термина «диссидент» // Современные научные исследования и инновации. – Июль 2014. – № 7 [Электронный ресурс]. URL: http://web.snauka.ru/issues/2014/07/36129 (дата обращения: 04.07.2014).
14. Мебадури С.З., Королев А.А., Королева Л.А. Исторические предпосылки становления диссидентства в СССР в 1953-1964 гг. // Современные научные исследования и инновации. – Июль 2014. – № 7 [Электронный ресурс]. URL: http://web.snauka.ru/issues/2014/07/36384 (дата обращения: 04.07.2014).
15. Гарькин И.Н., Королева Л.А. Историческая обстановка развития диссидентства в СССР в период «застоя» // Современные научные исследования и инновации. – Июль 2014. – № 7 [Электронный ресурс]. URL: http://web.snauka.ru/issues/2014/07/36386 (дата обращения: 04.07.2014).

Все статьи автора «Королева Лариса Александровна»