Концепция развития гражданского законодательства [1] провозгласила необходимость законодательного закрепления добросовестности в качестве общего принципа. С 2013 года данный принцип был закреплен в Гражданском кодексе Российской Федерации [2], что породило стремление ученых определить значение этого принципа [3, с. 42-46; 4, с. 37-40; 5, с. 133-140], но оставило без внимания вопрос об обоснованности этого нововведения.

Необходимость данного нововведения аргументировалась тем, что в ГК РФ недостаточно разработана категория, которой бы подчинялась оценка содержания прав и обязанностей участников гражданского оборота. Отсутствие такого универсального критерия оценки действий участников гражданских отношений, негативно сказывается на эффективности правового регулирования и стабильности всего гражданского оборота. Более того, разработчики Концепции ссылаются на законодательство ведущих зарубежных стран (Германия, Франция и т.д.), а также акты международного частного права, где данный принцип не только закреплён, но и успешно функционирует.

Как представляется такой аргументации явно недостаточно, для обоснования факта введения в российское гражданское законодательства принципа добросовестности. Это можно подтвердить следующими соображениями.

Во-первых, сама категория «доброй совести» отличается крайней абстрактностью, что неизбежно повлечёт проблемы в процессе доказывания факта добросовестности. Субъективность в определении степени добросовестности неизбежно создаст почву для излишнего, лишенного всех разумных рамок судебного усмотрения. Как модно говорить в современной России: законодательно закрепленный принцип добросовестности создаст коррупционоемкую норму. А в условиях российского нигилистического правосознания стремление подчинить действия всех лиц требованиям добросовестности приведет к далеко ни нравственным последствиям.

Во-вторых, в гражданском законодательстве и правоприменительной практики сложились и действуют другие, хотя и также оценочные, но наполненные толкованием и практикой твёрдым и однозначным смыслом категории, не вызывающие столько вопросов. Это такие категории, как разумность, надлежащее исполнение обязательств, злоупотребление правом. По этой причине не было объективной необходимости введения принципа добросовестности, так как уже существуют реально действующие критерии оценивания действий участников гражданских отношений.

Наиболее явно этот аргумент проявляется в действии норм о преддоговорной ответственности, когда уклонение от переговоров или выход из переговоров о заключении может стать основой для взыскания убытков, в том числе в части упущенной выгоды. Как уже не раз отмечалось в научной литературе по преддоговорной ответственности в российском гражданском законодательстве закреплено множество вполне результативных правовых механизмов, которые могут обеспечить восстановление нарушенного гражданского права или законного интереса: взыскание убытков, нормы о кондикционных обязательствах, правила деликтной ответственности, ответственность за злоупотребление гражданско-правовыми правом, недействительность сделок и реституция, ответственность за недобросовестную конкуренцию и пр. [6, с. 36; 7, с. 8; 8, с. 33]. Аналогична ситуация из принципом добросовестности, закрепление которого в ГК РФ привело только к избыточному регулированию гражданских отношений и удвоению нормативной базы.

В-третьих, по смыслу норм, касающихся вещного права, добросовестность в действующем законодательстве возникает тогда, когда у лица отсутствует субъективное гражданское право. Юридически значимой она становится только тогда, когда спорят с одной стороны обладатель права, с другой – тот, кто права не имеет, но извинительно заблуждается на этот счёт. В ГК РФ о добросовестности связан с приобретением имущества у неуправомоченного отчуждателя, когда сложный юридический состав, включающий добросовестность, выступает основанием, конвалидирующим (исцеляющим) порочную сделку (п. 2 ст. 223 и ст. 302 ГК РФ). В этом плане очень показательны слова К.И. Скловского, который говорит, что добросовестное поведение лиц защищается не потому, что у них есть субъективное гражданское право, а потому, что право это у них отсутствует [9, с. 11; 10, с. 779].

В-четвёртых, не стоит забывать, что многие страны, на успех которых ориентируется разработчики Концепции, принадлежат к другой правовой семье. Для англо-саксонской правовой системы вполне обоснованна высокая значимость общих абстрактных принципов, так как они способствует принятию решений в условиях отсутствия или фрагментарности законодательства. Для России же, тяготеющей к романо-германской правовой системе, с уже имеющимся массивом законодательных актов, добросовестность может стать фактором тормозящим регулирование гражданско-правовых отношений.

В-пятых, на доктринальном уровне нет однозначности в самом понимании правовой природы добросовестности как таковой. В научной литературе принцип добросовестности рассматривается с двух радикально противоречивых позиций. Часть авторов рассматривают добросовестность как эталон поведения, позволяющей дать оценку поведению участников гражданско-правовых отношений, когда недобросовестное поведение является формально правомерным, но имеющем негативные последствия [11, с. 67; 12, с. 27]. В противовес такой позиции в литературе высказывается, что принцип добросовестности это критерий правомерности поведения лиц, когда недобросовестное поведение отождествляется с незаконным, неправомерным поведением [13, с. 101; 14, с. 113; 15, с. 152; 16, с. 236]. Отсутствие четкого представления, что представляет из себя этот принцип, и в чем состоит механизм его действия не позволяет нам говорить об обоснованности его закрепления на уровне ГК РФ.

Таким образом, принцип добросовестности должен быть изъят из действующего гражданского законодательства, а его введение является преждевременным.

1. Концепция развития гражданского законодательства Российской Федерации (одобрена 7 октября 2009 года).
2. Гражданский кодекс Российской Федерации часть первая от 30 ноября1994 г. № 51-ФЗ // Собрание законодательства Российской Федерации от 5 декабря1994 г. № 32 ст. 3301.
3. Белова В.А. Понятие добросовестности и ее особенности ее особенности в арбитражном процессе // Законодательство и экономика. 2015. № 4. С. 42-46.
4. Подшивалов Т.П. Защита интересов добросовестного приобретателя в законодательстве России и зарубежных стран // Законы России: опыт, анализ, практика. 2015. № 11. С. 37-40.
5. Ульянов А.В. Добросовестность в гражданском праве // Журнал российского права. 2014. № 6. С. 133-140.
6. Подшивалов Т.П. Преддоговорная ответственность и совершенствование гражданского законодательства // Право и экономика. 2010. № 9. С. 35-38.
7. Подшивалов Т.П. Сравнительно-правовая характеристика преддоговорной ответственности // Международное публичное и частное право. 2011. № 6. С. 7-10.
8. Подшивалов Т.П. Преддоговорная ответственность в международном частном праве // Международное публичное и частное право. 2009. № 6. С. 32-34.
9. Скловский К.И. Работа адвоката по обоснованию и оспариванию добросовестности в гражданских спорах. М.: ЛексЭст, 2004. 64 с.
10. Скловский К.И. Собственность в гражданском праве. М.: Статут, 2010. 893 с.
11. Краснова С.А. Определение понятия «добросовестность» в российском гражданском праве // Журнал российского права. 2003. № 3. С. 62-67.
12. Гонгало Б.М. Основные начала российского жилищного законодательства // Семейное и жилищное право. 2005. № 3. С. 26-29.
13. Дождев Д.В. Добросовестность (bona fides) как правовой принцип // Политико-правовые ценности: история и современность. М.: Эдиториал УРСС, 2000. С. 96-128.
14. Подшивалов Т.П. Запрет обхода закона в российском гражданском законодательстве и судебной практике // Вестник гражданского права. 2015. № 2. С. 87-115.
15. Подшивалов Т.П. Обход закона в международном частном праве // Журнал российского права. 2016. № 8. С. 145-153.
16. Ширвиндт А.М. Принцип добросовестности в ГК РФ и сравнительное правоведение // Aequum ius. Сборник статей. М.: Статут, 2014. С. 203-242.

Все статьи автора «Киприянова Анна Олеговна»