ДОЛЖНОСТНЫЕ ЛИЦА В КАЧЕСТВЕ СУБЪЕКТА ТРАНСНАЦИОНАЛЬНОГО КОМПЬЮТЕРНОГО ПРЕСТУПЛЕНИЯ

Комаров Антон Анатольевич
Сибирский институт управления - Российская академия народного хозяйства и государственной службы при Президенте Российской Федерации
криминолог, доцент кафедры "Уголовного права и процесса"

Аннотация
Аннотация: Предметом рассмотрения в данной статье выступают особенности правого статуса должностных лиц при совершении ими компьютерных преступлений. Исследуется проблема взаимосвязи такого статуса и степени общественной опасности совершаемого деяния. Учитывается аспекты национального уголовного законодательства и проблема наделения таким статусом иностранных должностных лиц. Даются выводы по совершенствованию ст. 273 УК РФ, введению чётких критериев дифференциации уголовной ответственности квалифицированных составов компьютерных преступлений, предусмотренных главам 28 и 21 УК РФ.

Ключевые слова: вредоносные программы, должностное лицо, интернет, компьютерная преступность., неправомерный доступ, преступность, субъект преступления, транснациональное преступление, уголовная ответственность, юрисдикция


OFFICIALS AS A SUBJECT OF TRANSNATIONAL COMPUTER CRIME

Komarov Anton Anatolevich
Siberian Institute of Management – Russian Presidential Academy of National Economy and Public Administration
criminologist, Associate Professor of Criminal Law and Procedure

Abstract
Abstract: The subject of this article are the features of the legal status of officials when they commit computer crimes. The problem of the relationship of such status and the degree of public danger of the act committed. Taken into account aspects of national criminal law and the problem of granting such status of foreign officials. We give conclusions on improving the art. 273 of the Criminal Code, the introduction of clear criteria for the differentiation of the criminal responsibility of skilled compositions computer crimes provided for in Chapter 28 and 21 of the Criminal Code.

Рубрика: 12.00.00 ЮРИДИЧЕСКИЕ НАУКИ

Библиографическая ссылка на статью:
Комаров А.А. Должностные лица в качестве субъекта транснационального компьютерного преступления // Современные научные исследования и инновации. 2016. № 10 [Электронный ресурс]. URL: https://web.snauka.ru/issues/2016/10/72645 (дата обращения: 15.03.2024).

Работа выполнена при финансовой поддержке гранта Президента РФ № МК-5413.2016.6

К вопросу об исследовании правового статуса должностных лиц необходимо подходить со всей тщательностью, поскольку таковые, являясь субъектами некоторых преступлений, значительно повышают общественную опасность деяния. Олицетворяя собой государственную власть, они своими неправомерными действиями дискредитируют её, что не может не отразиться на первоочерёдности в определении правоохраняемого объекта. Поэтому должностные преступления сосредоточены по преимуществу в разделе отечественного Уголовного кодекса, посвящённого борьбе с посягательствами на интересы государства. Таково классическое восприятие[1, C.322]. И оно даёт некий настрой на серьёзное противодействие таким преступлениям, как со стороны правоприменителя, так и со стороны законодателя.

Не столь однозначной нам представляется позиция науки, коль скоро подобные вопросы будут касаться взаимопересечения двух правовых институтов: уголовной ответственности должностных лиц и ответственности за компьютерные преступления.

Во-первых, стоит оговориться, что ни те, ни другие не ограничиваются рамками какой-либо отдельной статьи. Наоборот. Хорошо известно, что должностной статус фигурирует во множестве преступлений, что порой позволяет ставить вопрос о соотношении должностных преступлений со служебными, профессиональными и т.д.[2, C.87]. Тоже самое, но в значительно меньшей степени присуще компьютерным преступлениям. Если в конце прошлого столетия проблема корыстных мотивов в неправомерном использовании компьютерной техники недооценивалась [3, C. 65], то сегодня законодатель дал самостоятельную оценку таким деяниям в ст.ст. 159.3 и 159.6 УК РФ, тем самым впервые выведя их за пределы гл. 28 УК РФ.

Во-вторых, в современном нам мире, наполненном информационно-коммуникативными технологиями, происходит размытие физических границ. Компьютерное преступление легко совершается с территории одной страны по отношению к объекту посягательства, расположенному на территории другой. Предположим будто сервера WADA «взломали» российские спецслужбы (СВР)[4]. Гипотетически даже можно смоделировать ситуацию в которой отдаются подобные приказы, организуется посягательство и мы имеем несанкционированный доступ к охраняемой законом информации. Однако чьим уголовным законом определяется теперь наказуемость?

Отечественный Уголовный кодекс в качестве правоохраняемого объекта подразумевает защищённую законом (читай – российским, прим. автора) информацию. В этом плане остаются два ключевых вопроса: какая информация подлежит защите, и где лежат юрисдикционные пределы её охраны российским законом? Так, уголовный закон не способен действовать в том пространстве, где возникает коллизия национальных юрисдикций. Напомним читателю, что о данной проблеме было сказано ещё в самом начале века А.Г. Волеводзом[5, C.77]. Как следует из приведённого в указанной работе примера для того, чтобы привлечь российских граждан к ответственности сотрудники правоохранительных органов США сами совершили компьютерное преступление из Лондона на территории Российской Федерации. Каким образом, стоит учитывать их должностной статус в случае привлечения к уголовной ответственности? И наоборот, почему не стоит обращать внимания на специальный статус сотрудника внешней разведки, который отдаёт прямой приказ на создание вредоносной компьютерной программы своим подчинённым для взлома серверов за рубежом? Как быть в ситуации, если объектом их специфического интереса станут персональные данные россиян на серверах компании Microsoft? По ФЗ-№242 от 21 июля 2014 г. «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации в части уточнения порядка обработки персональных данных в информационно-телекоммуникационных сетях»  они давно и прочно увязаны с российской территорией. Таким образом, персональные данные россиян, добровольно оставленные ими за рубежом не подлежат уголовно-правовой охране? Довольно удобная позиция для правоохранительных структур в сфере обеспечения национальной безопасности, но довольно противоречивая для всего остального интернет-сообщества.

В-третьих, проблема участия должностных лиц в совершении компьютерных преступлений заключается и в том, что прямых указаний на то в законе нет. Классическое понимание, черпаемое юристами из примечания к ст. 285 УК РФ, как известно, распространяется лишь на тридцатую главу. Отдельные соображения по поводу представителя власти наличествуют в примечании к ст. 318 УК РФ. Условное объединение всех этих понятий в толкованиях Верховного Суда (см. Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 16.10.2009 №19 «О судебной практике по делам о злоупотреблении должностными полномочиями и о превышении должностных полномочий») и разъяснения данные в связи с этим, конечно, облегчают задачу правоприменителю, но отнюдь не способствуют комплексированию уголовного закона на научных основаниях. Так, в ряде составов лишь сформулированы квалифицирующие признаки: «с использованием служебного положения». В отношении преступлений в сфере компьютерной информации они используются наряду с иными: группой лиц по предварительному сговору, либо организованной группой. Таким образом, совершение неправомерного доступа, единолично приравнено по степени общественной опасности к групповому преступлению. Аналогичная позиция была избрана законодателем в отношении неправомерного оборота вредоносных компьютерных программ. Здесь участие должностного лица помимо всего может быть приравнено к причинению крупного ущерба.

Если ориентироваться на содержание ст. 15 УК РФ и санкции основных и квалифицированных составов преступлений предусмотренных ст.ст. 272 и 273 УК РФ; то возможная разница в уголовно-правовых средствах воздействия на преступника между разными частями одной статьи невелика и в любом случае не выходит за пределы категории преступлений средней тяжести. Понятно, что дифференциация общественной опасности не зависит исключительно от меры наказания [6, C.26]; но последовательной логики (относительно дифференциации уголовной ответственности) мы со стороны законодателя в подобной формулировке диспозиции квалифицированных составов не видим.

В-четвёртых, вполне возможно, что законодатель до сих пор просто недооценивает проблему общественной опасности компьютерных преступлений. В частности, мы уже пришли к выводу о том, что «должностное участие» не ведёт к повышению категории тяжести преступления. Обратимся ещё к одному примеру. Когда, речь заходит о компьютерном преступлении, причинившем крупный ущерб, то законодатель в главе 28 УК РФ (по отношению к квалифицированным составам преступлений в сфере компьютерной информации, за искл. ст. 274 – там эта сумма необходима для образования основного состава), а также по поводу мошенничеств с платёжными средствами (ст. 159.3 УК РФ) и собственно компьютерным мошенничеством (в ст. 159.6 УК РФ) оценивает неблагоприятные последствия в один миллион рублей и более.

Но если мы заводим речь об обычном имущественном посягательстве: хищении, об умышленном уничтожении имущества и пр. [7, C. 32], то при аналогичной сумме ущерба необходимо говорить об особо крупном размере (см. прим. к ст. 158 УК РФ). И это не простая терминологическая несообразность. Особо крупный размер хищения, переводит таковое в разряд тяжких преступлений.

Т.е. при сопоставимой сумме материального ущерба законодатель сознательно не относит компьютерные посягательства к разряду тяжких.

Причин тому масса. Одна из них недопонимание сущности информационных технологий, которые для большинства законодателей остаются абстракцией. Так составы преступлений, предусмотренные главой 28 УК РФ в ред. Федерального закона от 07.12.2011 № 420-ФЗ претерпели изменения в части замены якобы «устаревших» терминов ЭВМ (электронная вычислительная машина) на более подходящие духу времени, – «компьютерная информация». Подобное было проделано исходя из соображений о том, что в современном нам обществе появились некие устройства сущностно отличающиеся от ЭВМ (компьютера в «традиционном» понимании), но способных обрабатывать компьютерную информацию. Сторонников подобных взглядов расстроило бы то обстоятельство, что принятый четверть века назад ГОСТ 15971-90 «Системы обработки информации. Термины и определения» способен охватить все эти «альтернативные» устройства. Тобишь в современном нам мире не используется устройств, отличных от компьютеров в плане обработки компьютерной информации. Хотелось бы отметить, что мы не одиноки в подобном понимании компьютерной техники. Эта точка зрения поддержана многими криминалистами, в т.ч. встречается в трудах А.Л. Осипенко[8, C.86].

Как впрочем, и электронная вычислительная машина является всего лишь дословным переводом («калькой») английского слова «Electronic computer». Об этом упомянуто в цитируемом нами документе.

Таким образом, вряд ли можно ожидать, что законодатель адекватно воспринимает механизм причинения вреда посредством преступного использования компьютерной техники, и способен доподлинно определить чему и в каких объёмах при этом причиняется вред.

В-пятых, очевидно, что проблема участия должностных лиц в совершении преступления не ограничивается их индивидуальной преступной деятельностью. Они способны выступать соучастниками практически всех компьютерных преступлений. Понятное дело, что в случае с группой лиц по предварительному сговору и организованной группой их роль может быть совершенно различной. Что будет в том случае, если они будут выступать в качестве исполнителей данного преступления, используя свой должностной статус? Очевидно, что наступает конкуренция квалифицирующих признаков. В составе организованной группы они могли бы играть «скромную» роль пособников, а в группе по предварительному сговору – «дорасти» до организаторов. В чём здесь проявляется особенность их правового статуса?

Таким образом, если рассматривать должностных лиц, как специальных субъектов компьютерных преступлений то надобно признать, что они каким-то образом обязаны использовать свой правовой статус или положение ради достижения преступных целей. В противном случае, подобная конструкция состава будет лишена смысла. Одновременно такое участие повышает степень общественной опасности преступления.

Думается, что в случае с компьютерными преступлениями эта гипотеза не всегда подтверждается. К примеру, не совсем ясно каким образом должностной статус способствует именно созданию вредоносных программ (ст. 273 УК РФ «Создание, использование и распространение вредоносных компьютерных программ»). В диспозиции статьи говорится только о возможности использования должностного положения (курсив наш), что, по мнению Верховного Суда РФ, представляет собой выход за пределы полномочий. Действительно, созданию качественной вредоносной программы способствуют, прежде всего, профессиональные (интеллектуальные) качества личности, но никак не должностные полномочия. Соответственно, ч.2 ст. 273 УК РФ стоит отредактировать.

В-шестых, остаётся не решённым вопрос о должностном статусе преступника в рамках транснационального компьютерного преступления. К примеру, будем ли мы вменять специальный статус и совокупность статей за шпионаж, совершённый сотрудником агентства национальной безопасности США, посредством неправомерного доступа к компьютерной информации государственной корпорации РФ? К примеру, шпионаж не удался по независящим от преступника причинам (необходимые ему данные  – технологические секреты – хранились и передавались по защищённым линиям связи, однако к остальной информации он доступ получил и даже скопировал её). В случае с оконченным преступлением вопросов возникло бы несравнимо меньше. Ориентируясь только на категории этих преступлений справедливо было бы положить будто шпионаж поглощает менее тяжкий состав полностью (т.е. особо не важно в какой форме совершались действия по добыче государственно важной информации). Но в нашем примере такая конкретика отсутствует. Фактически пострадали только частные интересы организации, а покушение на преступление носит несравнимо меньшую степень общественной опасности.

Более того, сможем ли мы вменять должностной признак такому «дистанционному» правонарушителю? Ибо его статус определяется не законом Российской Федерации, а законом его родного государства[9, C.15]. Сам по себе шпионаж, предусматривает особый статус субъекта. Фактически следователю необходимо доказать связь виновного с какой-либо конкретной иностранной или международной организацией, исходя из смысла диспозиции ст. 276 УК РФ. Следовательно, мы подразумеваем некий правовой статус, наложенный иностранным законом на лицо собирающее сведения в его пользу. Другое дело, что не всегда такое лицо будет должностным (сотрудником разведки). Шпионом может оказаться любой завербованный иностранец, посещающий нашу страну.

С другой стороны, если обратиться к Постановлению Пленума Верховного Суда РФ от 09.07.2013 № 24 «О судебной практике по делам о взяточничестве и об иных коррупционных преступлениях», то станет вполне очевидной возможность признания иностранных должностных лиц надлежащими субъектами уголовной ответственности за коррупционные преступления. Но Верховный Суд обуславливает возможность привлечения их к ответственности за получение взятки только в связи с заключёнными Российской Федерацией международными договорами о борьбе с коррупцией. Одновременно умалчивая, как оценивать их поведение в том случае, если они являются взяткодателями или посредниками в передаче взятки. Думается, что в таком разе закон должен ответить положительно относительно возможности привлечения их к уголовной ответственности. Передача иностранными должностными лицами за границей незаконного вознаграждения их российским коллегам посягает не только на порядок несения государственной службы, но и на национальную безопасность[10, C.22].

С аналогичных позиций мы предлагаем решать вопросы и в отношении зарубежных компьютерных преступников, обладающих специальным (должностным) статусом.

В заключение нашего исследования хотелось бы отметить, что перечень приведённых нами проблем наверняка не является исчерпывающим. С точки зрения науки уголовного права перед нами стоит ещё очень много не решённых вопросов.

Так, по нашему мнению, недооценена общественная опасность компьютерных посягательств со стороны законодателя. В связи с этим отсутствуют чёткие критерии для дифференциации уголовной ответственности в рамках имеющихся статей Уголовного кодекса.

Законодатель сознательно не относит компьютерные посягательства к категории тяжкий, какой бы вред они не причинили и кем бы они не совершались.

Также практика не находит примеров, подтверждающих возможность исполнения преступления в части создания вредоносных компьютерных программ с использованием должностных полномочий. Следовательно можно отнести роль должностного лица в этой части к иным формам соучастия, что порождает коллизию квалифицирующих признаков.

Со всей очевидностью можно констатировать лишь одно, что сущностные вопросы относительно наличия или отсутствия специального статуса у должностных лиц в целях совершения компьютерного преступления достаточно новое направление для исследования. Сегодня трудно припомнить специалистов, напрямую обращавшихся к подобным проблемам.

Данная тема, несомненно, требует дальнейшего осмысления. Но прежде чем вернуться к решению поднятых нами вопросов, необходимо сначала устранить перечисленные коллизии.


Библиографический список
  1. Российское уголовное право. Общая и особенная части. Учебник. В 3 томах. Под ред. Н.А. Лопашенко. – 2-е изд., испр. и доп. – Том. 3. Особенная часть. – Сер. Уголовное право. – Москва: Юрлитинформ, 2014. – 664 с.
  2. Чемеринский К.В. Новеллы нормативной регламентации понятия должностного лица в уголовном праве: проблемы и перспективы // Международное научное издание Современные фундаментальные и прикладные исследования. – 2015. – № 3 (18). – С. 87-92.
  3. Евдокимов К.Н. Актуальные вопросы совершенствования уголовно-правовых средств борьбы с компьютерными преступлениями // Вестник Казанского юридического института МВД России. – 2016. – № 2 (24). – С. 62-66.
  4. WADA Confirms Attack by Russian Cyber Espionage Group. [Электрон. ресурс] // World Anti-Doping Agency (WADA) [офиц. сайт]. 13.09.2016. Монреаль. – URL.: https://www.wada-ama.org/en/media/news/2016-09/wada-confirms-attack-by-russian-cyber-espionage-group (дата обращения: 25.09.2016).
  5. Волеводз А.Г. Противодействие компьютерным преступлениям: правовые основы международного сотрудничества. – Москва: «Юрлитинформ», 2002 – 496 с.
  6. Данелян Р.С. Цели судебного наказания // Российский судья. – 2007. – № 8. – С. 26-27.
  7. Амиянц К.А. Проблема установления оценочных последствий при квалификации преступлений в сфере экономики // Вестник Волжского университета им. В.Н. Татищева. – 2014. – № 1 (80). – С. 31-41.
  8. Осипенко А.Л. Новое оперативно-розыскное мероприятие «получение компьютерной информации»: содержание и основы осуществления // Вестник Воронежского института МВД России. – 2016. – № 3. – С. 83-90.
  9. Богомолова К.И. Информационное обеспечение, как основа реализации мер предупреждения преступности, связанной с иностранцами // Информационная безопасность регионов. – 2011. – № 1. – С. 14-18.
  10. Букалерова Л.А., Гаврюшкин Ю.Б. Компаративный анализ уголовно-правового противодействия посредничеству во взяточничестве. – Москва: Юрлитинформ, 2014. – 192 с.


Количество просмотров публикации: Please wait

Все статьи автора «Комаров Антон Анатольевич»


© Если вы обнаружили нарушение авторских или смежных прав, пожалуйста, незамедлительно сообщите нам об этом по электронной почте или через форму обратной связи.

Связь с автором (комментарии/рецензии к статье)

Оставить комментарий

Вы должны авторизоваться, чтобы оставить комментарий.

Если Вы еще не зарегистрированы на сайте, то Вам необходимо зарегистрироваться:
  • Регистрация