Научный руководитель: Морозова Дарья Фаразхановна
Ульяновский государственный технический университет
старший преподаватель кафедры «Философия»
Творческие личности не раз сталкивались с озарением, некой вспышкой, благодаря которой они за доли секунды находили решение возникшей проблемы. Сейчас это принято называть интуицией. Прежде чем определить роль интуиции в творческом процессе, для начала необходимо разобраться, что такое интуиция.
Так, по словарю интуиция – «способность постижения истины путем прямого ее смотрения без обоснования с помощью доказательства» [1, с. 221], то есть истинное знание, которое было получено безосновательно. Впервые понятие «интуиция» ввел в оборот древнеримский философ Боэций, в 5 веке н. э., тогда оно буквально означало «всматривание», «мгновенное постижение», «проникновение в глубину». После него было много попыток определения интуиции.
Например, математик Пуанкаре под интуицией понимал «способность к математическому изобретению», порождению новых идей [2, с. 243]. Но аргентинский философ Бунге считает, что интуиция в научном познании не является чем-то значимым, и не разделяет положения о том, что она стоит выше опыта и размышлений. По его мнению, интуиция лишь может породить непроверенные и необоснованные теории, которые потом при помощи логики, могут соединиться воедино и дать плодотворные понятия. Однако идеи не могут возникнуть без предварительного аналитического размышления, следовательно интуиция тут не при чем, т.к. различные проблемы, которые роятся в сознании у исследователя, соединяясь воедино, могут повлиять на ход мыслей и заключить новое понятие или решение одной из проблем. Весь этот процесс не будет плодотворным без рациональной или эмпирической процедуры [3, с. 148-149].
Также он говорит о том, что интуиция не «приходит при самом зарождении науки», когда мы обладаем только сформулированной проблемой, вместе с тем не приходит она и при «заключительном изложении теорий». Интуиция не подчиняет себе логику – «она бывает одной из сторон сложного процесса, для которого дедукция и критика по меньшей мере также важны, как и вдохновение». И для доказательства своей позиции Бунге приводит в пример философов-интуициистов, которые только «разглагольствовали» о ее пользе, но не привнесли ничего стоящего [3, с. 150].
При этом Бунге не отрицает того, что существуют различные виды интуиции «как интересное психическое явление», однако интеллектуальная интуиция может быть полезна и приносить плоды для науки, только если она стоит на границе между рациональным и чувственным [3, с. 150].
По мнению Маритена, воображение исходит из души посредством интеллекта, а он в свою очередь подчинен «внутреннему закону распространительности и щедрости», требующий выражения «творческой способности духа» – это он называл началом творческой интуиции. [4, с. 108]
Маритен пишет о том, что творчество — это в первую очередь идея Бога, и этой возможностью он наградил и нас, но для того, чтобы мы могли сотворить, необходимо достигнуть того высшего знания, которое не является для нас доступным в обыденной жизни. Однако благодаря интуиции, как отголоска чего-то высшего, человек может творить и изобретать.
В понимании Маритена, творческая интуиция – это зыбкое восприятие «своего собственного Я», возникающего в подсознательном и преобразующегося в произведения [4, с. 112].
Когда поэт размышляет над сюжетом, или получает заказ от издательства, у него возникает желание написать произведение, но данный порыв Жак Маритен не считает приходом творческой интуиции, так как здесь мы не наблюдаем поэтический процесс, он называет это лишь «психологической мотивацией». А связано это с тем, что поэт уже подвергся творческой интуиции, когда тема, над которой он рассуждает, пришла ему в голову. Без этого он не может написать поэтическое сочинение и продумать, о чем оно будет. Маритен считает, что «тема не имеет собственной творческой силы», а ее объединяющая сила исходит «от творческой силы поэтической интуиции» [4, с. 348]. Таким образом, проходя через «мрак интеллекта», поэт должен быть устремлен к откровению, получаемому благодаря интуиции. Отсюда и сложность, он не обладает всеми секретами и тайнам, ему приходится угадывать это в себе, понимать «зашифрованные послания» [4, с. 110-112].
Художественная интуиция отличается от поэтической тем, что первая пытается созидать окружающий нас мир и посредством субъективного восприятия переносить его на холст, художник может подбирать цвета под свое настроение и состояние, но он заложник природы. Поэтическая же интуиция открывает новые горизонты, делая постигаемые вещи прозрачными и живыми. «Реальность, с которой сталкивается поэт – это объект ума, стихия Бытия в ее абсолютной всеобщности, тогда как реальность, предстоящая живописцу, — это универсум видимой материи, Телесного бытия» [4, с. 121].
В итоге Маритен приходит к выводу, что творческий акт основан на весьма специфическом интеллектуальном процессе, которому присуще уникальное логическое мышление, позволяющее улавливать «вместе и Вещи и человеческое Я» [4, с. 113].
По Канту, наше восприятие зависит от знаний данных нам a priori, поэтому он утверждал, что всё в математике истинно, так как наш разум обладает врожденными интуитивными представлениями о пространстве и времени, следовательно математика основана на интуиции, а не на разуме. Отсюда и аподиктическая достоверность о том, что две стороны в треугольнике больше третьей. У Канта априорные синтетические суждения имеют основу в интуиции— в наглядном созерцании, поэтому именно это он брал за основу изучения геометрии. Как итог, Кантовское воззрение было иррациональным, оно не опиралось на логическую природу математики [2, с. 237-238].
Ученые очень долго спорили о том, есть ли место интуиции в математике, но спустя множество открытий, пришли к тому, что математика это не наука о величинах и числах, и что «она не необходимо обусловлена интуитивно воспринимаемыми свойствами объектов» [2, с. 237-238].
Некоторые математики, такие как Луи Кутюр и Рассел, пытались доказать свою независимость от философии и интуиции и опираться только на «логистику», «логицизм», но все-таки сильно заблуждались. «Логицисты» считали задачи чисто математическими и пытались их решать только математическими способами, но они отрицательно относились не столько к философии, сколько к философии Канта. Они находились в иллюзии того, что достижение полной истины может произойти без философии, но на самом деле эти проблемы невозможно решить вне философского поля [2, с. 239-241].
Путем длительных споров ученые сошлись на том, что из математических рассуждений не может быть удален элемент интуиции, она выступает, в роли догадки, как то, от чего можно оттолкнуться, «математическое вдохновение, как условие творчества в математике» [2, с. 243].
Пуанкаре говорит о том, что благодаря логике, мы можем понять встретим ли мы на пути препятствия, но она не может сказать какой путь ведет к цели. «Для этого надо издали видеть цель, а способность, научающая нас видеть, есть интуиция. Без нее геометр был бы похож на того писателя, который безупречен в правописании, но у которого нет мыслей». [2, с. 244].
Изучив аргументы учёных и философов, можно сделать вывод о том, что понимание интуиции у всех разное. Это влияет на их выводы, о роли интуиции в творчестве. Однако каждый, из названных в статье авторов, соглашается с тем, что она имеет место быть даже, казалось бы, в вещах для нее не предназначенных. Вместе с тем, не может она существовать и вне интеллекта. Интуиция позволяет нам постичь недоступное разуму, изучить неизведанное, непостижимое аналитическому мышлению, создать уникальное и обойти установленные нормы. Но для того, чтобы интуиция приносила пользу, она должна стоять на границе рационального и чувственного.
Библиографический список
- Философский энциклопедический словарь. – М.: Советская энциклопедия, 1989. – С. 221.
- Асмус В.Ф. Проблема интуиции в философии и математике (Очерк истории: XVII начало XX в.) – Москва: Мысль, 1965.- 312 с.
- Бунге М. Интуиция и наука / Перевод: Е. И. Пальского – Москва: Изд-во: «ПРОГРЕСС», 1967 – 188 с.
- Маритен Ж. Творческая интуиция в искусстве и поэзии / Пер. с франц. – М.: «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 2004. – 400 с.