ОППОЗИЦИЯ ГЕРОЙ – ПРЕСТУПНИК В КОНТЕКСТАХ ЛИТЕРАТУРЫ И КУЛЬТУРЫ

Идеологема героя прошла длительный путь в истории и культуре – через миф, фольклор и литературу, путь, породивший огромные смысловые напластования в образно-семантическом поле данного понятия.

В лингвистическом определении «герой – это человек, совершивший (совершающей) подвиги мужества, доблести, самоотверженности» [1, с. 307]. Часто эти подвиги люди совершают на поле боя, за что и получают статус героя, тем самым подразумевается, что деяния и поступки на полях сражений служат некоей высокой цели. Так, еще Иммануил Кант писал: «Война, если она ведется правильно и со строгим соблюдением гражданских прав, содержит в себе нечто возвышенное» [Цит. по: 2, с. 646].

Это «нечто возвышенное» в своих произведениях пытались показать поэты и писатели разных времен и народов. В этом ряду можно назвать, например, и древнейшие тексты, такие как античная «Илиада» Гомера, индийская «Махабхарата», средневековые «Песнь о Роланде» и «Песнь о моем Сиде», – и произведения последних веков: «Тараса Бульбу» Н.В. Гоголя, «Войну и мир» Л.Н. Толстого, «Василия Теркина» А.Т. Твардовского, «Север и Юг» Э. Гаскелля, «По ком звонит колокол» Э.М. Хемингуэйяи др.; помимо этого следует вспомнить, что фольклор народов Востока и Запада, в том числе и русский, включает в себя героический эпос как особую жанрово-концептуальную форму.

Вместе с тем нельзя не видеть, насколько сложным и противоречивым в литературе (в отличие от чисто фольклорного эпоса) было отношение к войне и боевым подвигам. Например, один из парадоксов «Илиады» в том, что два самых мощных и великих героя – Ахиллес и Одиссей – изначально всеми силами отказываются от участия в троянской войне; сакральная часть «Махабхараты» – «Бхагавад-гита» – рассказывает о сомнениях и колебаниях Арджуны (также самого великого героя этой истории), связанных с необходимостью насилия и убийства на поле сражения. Еще более неоднозначным оказывается отношение к войне у художников и мыслителей последних двух столетий.

Так, Ф.М. Достоевский в «Дневнике писателя» размышляет о точке зрения своего собеседника, согласно которой война даже является неким толчком для развития науки и искусства, кроме того, и религия нередко оправдывает войны, несмотря на то что этически отвергает убийство как безнравственный проступок. «Христианство само признает факт войны и пророчествует, что меч не прейдет до кончины мира: это очень замечательно и поражает» [3, с. 209-214].

В романе «Преступление и наказание» герой Достоевского в результате драматических экспериментов над собой и своей судьбой приходит к итоговому пониманию любого насилия как преступления. Родион Раскольников пробует себя в роли «Наполеона», то есть пытается «разрешить своей совести перешагнуть … через иные препятствия» и тем самым решить для себя мучительный вопрос: «узнать, вошь ли я, как все, или человек? Смогу ли я переступить или не смогу? Осмелюсь ли шагнуть и взять или нет? Тварь ли я дрожащая или право имею…» [4, с. 342-343].

Раскольников пытается перешагнуть через единичное зло, разрешая себе «кровь по совести», как, по его мнению, это делали «гениальные» люди. Его идею развернуто и достаточно адекватно разъясняет Свидригайлов: «Наполеон его ужасно увлек, то есть, собственно увлекло его то, что очень многие гениальные люди на единичное зло не смотрели, а шагали через, не задумываясь. Он, кажется, вообразил себе, что и он гениальный человек, – то есть был в том некоторое время уверен. Он очень страдал и теперь страдает от мысли, что теорию-то сочинить он умел, а перешагнуть-то, не задумываясь, и не в состоянии, стало быть, человек не гениальный. Ну, а уж это для молодого человека с самолюбием и унизительно, в наш век-то особенно» [4, с. 401-402].

Мы видим, что на протяжении всего романа, вплоть до самого эпилога и финальных сцен, герой Достоевского размышляет о содеянном, не в силах прийти к искреннему покаянию, поскольку правда сердца в нем расколота, а правда ума не хочет признать убийство «старухи-процентщицы» преступлением. Ведь если Наполеон, убив стольких людей, не понес за это наказания, а напротив стал считаться героем, то почему же он должен считаться преступником из-за какой-то «старушонки», убитой им ради «блага человечества»? Лишь в финале романа Раскольников приходит к прозрению и пробуждению любви, осознающей, что «не мне решать, кому жить, а кому умереть».

Вопросы, поставленные Ф.М. Достоевским, и ряд связанных с ними проблем актуализируются в произведениях и многих других авторов. Что есть убийство как преступление и убийство как «подвиг», и где грань между ними? Где граница между героем и преступником, если и тот и другой совершают убийство?

Один из самых ярких и философски глубоких писателей XX века, обратившийся к данной проблематике, – В.П. Астафьев, в творчестве которого ключевое место занимает тема Отечественной войны 1941 – 1945 гг. Проблема убийства как явления противоестественного для человеческой природы, даже если это убийство на полях сражений «священной войны», является сюжетообразующей в повести Астафьева «Пастух и пастушка».

Главный герой произведения Борис Костяев – обычный солдат, который выполняет свой долг, патриотический и гражданский, следуя требованиям, исходящим от вышестоящих лиц, в том числе от командира, которого никогда не видел. Война с ее привычными и неизбежными убийствами огромного числа людей, разрушает душу Бориса, превращая его в некое бесчувственное оружие. Но после встречи и последовавшей затем разлуки с Люсей он переживает парадоксальную внутреннюю трансформацию, ощущая в себе невозможность быть убийцей даже во имя высоких целей (см. об этом также: [6], [7]). В финале повести мы видим трагическое одиночество человека, совершавшего героические поступки во имя родины, он уходит из жизни, по сути, уже не видя смысла в противоестественном аде войны: «А он, или то, что было им когда-то, остался в безмолвной земле, опутанный корнями трав и цветов, утихших до весны [8, с. 148]. … «Почему ты лежишь один посреди России?» [8, с. 6] – трагически звучит немой вопрос и в сознании Люси, и в авторском сознании.

В другом своем произведении – романе «Прокляты и убиты» [9], вызвавшем бурную полемику после своего выхода в свет, – В.П. Астафьев еще более откровенно говорит об ужасах войны, демонстрируя ее обратную, изнаночную сторону. Нередко война, особенно освободительная, воспринимается в общественном сознании в возвышенном свете. Солдаты интерпретируются как истинные герои, деяния их на полях боев называются доблестными. Однако в романе Астафьева перед нами открывается иная картина. Молодые парни отправляются на войну, думая, что это дело их чести и совести. Сталкиваясь с реальностью, они разочаровываются в том, что видят. Жесткое и даже жестокое отношение со стороны командиров, холод и голод, обесценивание жизни и смерти уничтожают в человеке человеческое. В изображении Астафьева солдаты – «герои» – оказываются всего лишь «винтиками», «расходным материалом» в этой «священной войне», и в этом нет ничего возвышенного и романтически-героического.

Война для писателя – это, по сути, преступление против человечности и исключительное зло для всех: и для тех, кто погибает, и для тех, кто остается жить и сражается, и для тех, кто не участвует в боях [10, с. 230]. Как отмечает С.П. Залыгин, Астафьев «в русле жанрово-стилевых исканий «лейтенантской» прозы по-новому представляет пагубное влияние войны на внутренний мир человека» [11, с. 345].

Поимо творчества русских писателей, обсуждаемая здесь проблема неоднократно была центром внимания и для зарубежных авторов. Так, например, немецкий писатель, Э.М. Ремарк в романе «Триумфальная арка» прямым текстом говорит о том, что солдат – это просто инструмент достижения цели для вышестоящих начальников, и истинная суть их деяний прикрывается ложным пафосом: «За свою жизнь я убил десятки ни в чем не повинных людей, и мне давали за это ордена, и убивал я их не в честном, открытом бою, а из засады, в спину, когда они ничего не подозревали. Но это называлось войной и считалось делом чести» [12, с. 452].

По мысли Ремарка, человек на войне осознанно идет на убийство, становясь преступником по отношению к естественным законам нравственности, но преступление, которое он совершает на поле боя, называют героическим подвигом. Люди, не утратившие внутренней человечности и оказавшиеся в такой ситуации, – это «потерянное поколение».

Главные герои романа Ремарка «На Западном фронте без перемен» – молодые мужчины, попавшие на войну и не имеющие никакой предварительной подготовки, – ни психологической, ни моральной. Они романтизируют войну, не вдаваясь в излишние рассуждения и размышления. Е.М. Бычковская пишет: «В часы затишья юные солдаты развлекают себя циничными или пошлыми шутками, и не потому, что они грубы и глупы, а потому что циничный юмор оказывается единственным средством сохранить рассудок и почувствовать себя живым» [13, URL]. И хотя главному герою произведения Паулю Боймеру приходят в голову мысли о том, что война – «это отнюдь не благородный патриотизм, а банальный механизм для достижения власти политиками и дельцами, для которых солдаты – пушечное мясо, разменная монета» [Там же], он старается не углубляться в эти размышления, «понимая, что они приведут к апатии, к равнодушию к смерти, а это – верная гибель» [Там же]. «Мы стали чёрствыми, недоверчивыми, безжалостными, мстительными и грубыми, – и хорошо, что стали такими: именно этих качеств нам не хватало. Если бы нас послали в окопы, не дав нам пройти эту закалку, большинство из нас наверно сошло бы с ума» [14, с. 25].

Приведенные нами примеры свидетельствуют, что оппозиции герой – убийца, война – преступление уже давно стали фокусом внимания литературы. Между тем в парадигмах общественного коллективного сознания и идеологии это, как правило, не столько оппозиции, сколько смысловые инварианты, где убийца становится эквивалентным герою, а преступления против человечности – сакрализованной и опоэтизированной войне.

На наш взгляд, в основе этой инвариантности противоположных по своей сути понятий – логика эвфемизмов, нивелирующих негативный смысл тех или иных явлений. Когда речь заходит о таком деструктивном феномене, как война, коллективная идеология и коллективное бессознательное подменяют определения, не называя вещи своими именами: и для того, чтобы избежать морально-психологических травм, и для того, чтобы проще было манипулировать отдельными индивидуумами в коллективном социокультурном пространстве. В результате антитеза герой – преступник превращается в инвариантную оппозицию, оправдывающую военные подвиги (= убийства), совершаемые солдатами – «спасителями» и «защитниками». Еще Л.Н. Толстой писал об этом парадоксе: «Люди думают, что если они назовут преступление убийства «войною», то убийство перестанет быть убийством, преступлением» [Цит. по: 15, URL].

С позицией Толстого резонируют и идеи известного мыслителя XX века И.А. Ильина, который в одной из своих работ ставит вопрос о нравственном противоречии войны: «Позволительно ли убивать человека? Может ли человек разрешить себе по совести убиение другого человека?». И.А. Ильин не реабилитирует целесообразность убийства, исходя из обстоятельств, он утверждает, что во всех случаях убийство должно рассматриваться как своего рода нравственное «testimonium paupertatis» (свидетельства бедности) [16, с. 9, 17].

Разумеется, в рамках данной статьи мы рассмотрели лишь некоторые аспекты обозначенных здесь вопросов, может также показаться ограниченным круг авторов, идеи и концепции которых мы комментировали, однако более развернутое и детальная разработка заявленной проблематики остается перспективой дальнейших исследований.

1. Словарь русского языка: В 4-х т./АН СССР, Ин-т рус. яз.; под ред. А.П. Евгеньевой. – 3-е изд. Стереотип. М.: Русский язык, 1985-1988. Т. I А-Й. 1985. 696 с.
2. Круглов А.Н. Беллицистский взгляд Гегеля на войну. Исходное состояние и ранние произведения // Вестник Российского университета дружбы народов. Серия: Философия. 2022. Т. 26. №3. С. 644-657.
3. Достоевский Ф.М. Дневник писателя: Избранные страницы / авт. вступ. статьи и коммент. Б.Н. Тарасов; худож. В.Г. Алексеев. М.: Современник, 1989. 577 с.
4. Достоевский Ф.М. Собрание сочинений: Преступление и наказание. М.: Мир книги, Литература, 2008. 464 с.
5. Горбанев Н.А. Наполеоновский мотив в романе Ф.М. Достоевского «Преступление и наказание» // Вестник Дагестанского государственного университета. Серия 2: Гуманитарные науки. 2009. № 3. С. 27-34.
6. Алексеенко М.В. Хаос и космос в повести В.П Астафьева «Пастух и пастушка» // Вестник Удмуртского университета. Серия «История и филология». 2021. Т. 31. № 3. С. 595-602.
7. Ибатуллина Г.М. Мифологема Валькирии в повести В.П. Астафьева «Пастух и пастушка» // Художественный текст: проблемы чтения и понимания в современном обществе материалы II Всероссийской научно-практической конференции (с международным участием), посвященной 80-летию СФ БашГУ. Стерлитамак: Стерлитамакский филиал, 2020. С. 40-43.
8. Астафьев В.П. Пастух и пастушка. Пермь.: Кн. изд-во., 1973. 152 с.
9. Астафьев В.П. Избранное: Прокляты и убиты. М.: ТЕРРА, 1990. 640 с.
10. Лейдерман Н.Л. Крик сердца (творческий облик В. Астафьева) // Урал. 2001. №10. С. 225-245.
11. Залыгин С.П. Свое слово (О повестях Виктора Астафьева) / С.П. Залыгин // В пределах искусства: размышления и факты. М.: Советский писатель, 1988. 448 с.
12. Ремарк Э.М. Триумфальная арка. М.: АСТ, 2020. 512 с.
13. Бычковская Е.М. Человек и война в творчестве Эриха Марии Ремарка (на примере романов «На западном фронте без перемен» и «триумфальная арка») // Філалагічнаяадукацыя ў ХХІ стагоддзі: мова, літаратура, методыка, міжкультурныякамунікацыі: матэрыялыМіжнар. навук.-практ. канф. (18 красавіка 2017 г.) / Беларус. дзярж. пед. ун-т імяМаксіма Танка / пад. рэд. Н. В. Заяц. URL: БГПУ, 2017. 1 электрон. апт. дыск (CD-ROM) https://elib.bspu.by/handle/doc/26563 (дата обращения: 01.11.2023).
14. Ремарк Э.М. На Западном фронте без переменю. М.: АСТ, 2012. 320 с.
15. Памяти героев Великой Войны 1914-1918 / Начало войны на русском фронте 8-15 Августа 1914 года. URL: https://gwar.mil.ru/events/301/ (дата обращения: 18.04.2023 г).
16. Ильин И.А. Основное нравственное противоречие войны. Собр. соч.: в 10 т. Т. 5. М.: Русская книга, 1996. 608 с.

Все статьи автора «Караева Назакет Кара кызы»