Введение

Изменения продолжительности жизни на территориях Сибири были синхронны с Российской Федерацией на всех этапах трансформации показателя за последние несколько десятков лет [1-8]. В созданной нами многомерной модели пространственного распределения смертности и продолжительности жизни населения Российской Федерации два кластера с наихудшими показателями потерь от внешних причин оказались на Востоке страны [9]. Поэтому неудивительно, что в девяностые годы рост смертности от травм и отравлений обусловил значительное сокращение ожидаемой продолжительности жизни населения Сибири. Данный показатель снижался стремительно, причем опережающими темпами по сравнению с Российской Федерацией. Современная фаза роста продолжительности жизни в Сибири началась после 2003 года [10].

Материалы и методы исследования

 В работе были использованы данные Росстата о величине продолжительности жизни в Сибирском федеральном округе (СФО) и его субъектах. В состав СФО входят Республики Алтай, Бурятия, Тыва и Хакасия, Алтайский, Забайкальский и Красноярский края, Иркутская, Кемеровская, Новосибирская, Омская и Томская области. Были использованы общепринятые методы демографической статистики [11].

Результаты

За 2003-2013 гг. в РФ продолжительность жизни у мужчин выросла на 6,58 года (с 58,55 до 65,13), у женщин значительно меньше – на 4,46 года (с 71,84 до 76,30). В СФО тенденции были точно такими же. Рост показателя составил у мужчин 6,29 (с 56,45 до 62,74), у женщин  – 4,57 года (с 70,01 до 74,58). В 2003-2005 годах рост продолжительности жизни в СФО был неустойчивым. Увеличение показателя в 2004 г. (у мужчин на 0,42, у женщин на 0,44 года) сменилось его сокращением в 2005 г. (у мужчин на 0,62, а у женщин на 0,30 года). Иное дело в Российской Федерации: в 2005 г. здесь сохранился уровень предыдущего периода. Наиболее интенсивно  продолжительность жизни росла в 2005-2013 гг. Именно этот период подробно рассмотрен нами ниже.

За 2005-2013 гг. наиболее существенные изменения показателя (все население, оба пола) произошли в Забайкальском крае (7,84), Республике Хакасия (7,27) и Республике Алтай (6,92 года). У мужчин в городских поселениях более всего показатель вырос в Республике Алтай (9,51), Забайкальском крае (9,46) и Республике Бурятия (8,10). Наименьшие успехи были достигнуты в Омской, Томской и Новосибирской областях. Несколько уменьшились различия между максимальными и минимальными значениями показателя. У женщин в городских поселениях значительнее всего показатель вырос на территориях с низким его уровнем: в Республике Тыва (на 6,83), Забайкальском крае (6,61) и Республике Бурятия (5,65). Наиболее высокие уровни продолжительности жизни у женщин демонстрируют Томская (76,74), Новосибирская (76,71) и Омская (76,34) области.

В сельской местности у мужчин продолжительность жизни  выросла сильнее всего в Республике Хакасия (9,06), Республике Бурятия (7,83) и в Забайкальском крае (6,75 года). Наименьшие достижения наблюдаются в Республике Тыва (2,92 года). Наиболее высокие показатели продолжительности жизни демонстрируют Алтайский край (63,08), Новосибирская (62,26) и Омская (62,11 года) области. Различия между максимальными и минимальными значениями показателя на территориях за 2005-2013 гг. увеличились (с 9,53 до 11,06 года), что свидетельствует о росте неоднородности объектов в данной совокупности. Зависимость прироста показателя от его начального уровня аппроксимирована линейной функцией:  при очень низком значении коэффициента корреляции. Исключение Республики Тыва и Республики Хакасия (значения показателя на этих территориях сильнее всего удалены от линии регрессии) значительно улучшает количественную характеристику зависимости. В сельской местности у женщин показатель вырос на некоторых территориях весьма значительно. В эту группу попадают Республика Хакасия (7,57), Кемеровская область (5,68 года), а также территория, редко демонстрирующая экстремальные значения показателей – Томская область (5,23 года). В группу территорий – лидеров по величине продолжительности жизни – здесь входят Алтайский край (74,84), Новосибирская (74,07) и Томская (73,86 года) области. Выполненная линейная аппроксимация при разном составе территорий в группах позволила подтвердить зависимость прироста продолжительности жизни от его первоначального уровня и показать специфику статистических моделей.

Прирост продолжительности жизни заметно различается по годам, существуют особенности в городах и сельской местности. Нами изучен характер динамики продолжительности жизни на отрезке времени два года в начале роста показателя (2005-2007) и на конечном этапе (2011-2013 годы) (рис.1 и рис.2). У городских мужчин на первом отрезке времени наибольших успехов добились Иркутская область (прирост 5,65 года, что составило 78,5% общего увеличения), Республика Хакасия (5,13 года, 67,7%) и Забайкальский край (4,46 года, 47,2%) (рис. 1, верхняя панель). На финишном отрезке лидерами оказались Республика Бурятия (2,08) , Кемеровская область (1,74) и Забайкальский край (1,62 года). Окончательные результаты прироста, упомянутые выше, можно назвать выдающимися. У Республики Алтай это 9,51 года, у Забайкальского края 9,46 года. Но даже такая существенная прибавка не вывела эти субъекты СФО на первые позиции по величине продолжительности жизни. Лидерами здесь по-прежнему являются Томская, Новосибирская области и Алтайский край. На старте роста продолжительности жизни (2005 год) в эту группу входила еще Омская область.

В многомерной модели пространственного распределения смертности и продолжительности жизни населения РФ Новосибирская, Омская и Томская области составили отдельный – седьмой – кластер [12]. В него входила еще Оренбургская область, а центром типа оказалась Томская область. Близость показателей продолжительности жизни на этих территориях на значительном отрезке времени свидетельствует об устойчивости условий, формирующих уровень общественного здоровья, величину изучаемого показателя. Это обстоятельство является очень важным. Напомним, что типология территорий по показателям общественного здоровья, включая параметры продолжительности жизни, состоит в выделении однородных территорий, отличающихся остротой отдельных проблем здоровья населения. Их понимание необходимо для обоснования эффективной демографической политики, планирования и реализации целевых программ охраны здоровья. Наша работа по этому направлению была построена на выверенных методических основах, что и привело к выявлению устойчивости долгосрочных взаимосвязей изучаемых процессов [13-15].

У женщин  в городских поселениях на первом этапе  восстановительного периода наибольший прирост наблюдался в Республике Тыва (3,87), Республике Хакасия (3,59) и Забайкальском крае (3,18 года) (рис. 1, нижняя панель). За весь период восстановления наибольших успехов добились Республика Тыва (6,83), Забайкальский край (6,61) и Республика Бурятия (5,65 года). На старте с наиболее высокими результатами были Новосибирская (72,98), Омская (72,96) и Томская (72,71 года) области. В 2013 году они в таком же составе были на лидирующих позициях: Томская (76,74), Новосибирская (76,71) и Омская (76,34 года) области. Значения продолжительности жизни у женщин городских поселений в Томской и Новосибирской областях выше, чем средняя величина по Российской Федерации. Это достижение является высоким для территорий Сибирского федерального округа.

Рисунок 1 – Величина изменения продолжительности жизни населения городских поселений РФ. СФО и субъектов СФО за двухлетние периоды (2005-2007 и 2011-2013 гг.) во время восстановления показателя с 2005 по 2013 г., лет

Рисунок 2 – Величина изменения продолжительности жизни населения сельской местности РФ. СФО и субъектов СФО за двухлетние периоды (2005-2007 и 2011-2013 гг.) во время восстановления показателя с 2005 по 2013 г., лет

У сельских мужчин на первом этапе восстановления продолжительности жизни (2005-2007) наибольший прирост продемонстрирован в Республике Хакасия (5,49), Республике Алтай (4,57) и Республике Бурятия (4,49 года) (рис. 2, верхняя панель). За весь период роста продолжительности жизни наибольших результатов добились Республика Хакасия (9,06), Республика Бурятия (7,83) и Забайкальский край (6,75 года). Худшие результаты показали Республика Тыва, Омская и Томская области. Но даже небольшой прирост оставил на лидирующих позициях Алтайский край (63,08), Новосибирскую (62,26) и Омскую (62,11 года) области. Томская область оказалась недалеко от группы лидеров. Территориальная общность из седьмого кластера и здесь не распалась.

Сельские женщины СФО показали не столь выдающиеся результаты, как мужчины. На первом этапе восстановления (2005-2007 годы) лучших результатов добились Республика Хакасия (4,83), Томская область (3,86) и Красноярский край (3,71 года) (рис. 2, нижняя панель). На финише в 2013 году лидерство подтвердила с высоким результатом Республика Хакасия (7,54 года). Значительных результатов добились Кемеровская область (5,68) и Республика Алтай (5,42 года). Но указным территориям не удалось достичь самых высоких уровней продолжительности жизни женщин в сельской местности. Ведущие позиции здесь у представителей седьмого кластера и Алтайского края.

Как видно, в 2011-2013 годы отмечается замедление прироста продолжительности жизни или даже снижение показателя на некоторых территориях СФО. Это может свидетельствовать об определенном исчерпании ресурса снижения смертности с экзогенной детерминацией (прежде всего от травм и отравлений) [16-18].

За период 2005-2013 гг. на территориях СФО изменилось соотношение величин продолжительности жизни у мужчин и женщин. В городских поселениях в 2005 г. наибольшая величина полового диморфизма наблюдалась в Иркутской области (15,61), Республике Алтай (15,02) и Забайкальском крае (14,90 года). В 2013 году тройку лидеров по этому показателю возглавляет Иркутская область (12,97), за ней следуют Кемеровская область (12,56) и Забайкальский край (12,05 лет). Различия в максимальных и минимальных величинах немного сократись (с 4,07 до 2,53 года), что свидетельствует о положительном сдвиге показателей продолжительности жизни на территории Сибирского федерального округа. В сельской местности в 2005 г. наибольшая величина полового диморфизма наблюдалась в Республике Бурятия (15,30), Иркутской (13,85) и Новосибирской (13,71 лет) областях. В 2013 г. тройка лидеров поменялась: Томская (12,80), Иркутская (12,65) области и Республика Алтай (12,58 лет). Различия максимальных и минимальных величин полового диморфизма сократились (с 4,70 до 2,67 лет). При этом вырос коэффициент корреляции между значениями продолжительности жизни мужчин и женщин, что можно интерпретировать как рост однородности величины полового диморфизма в сельской местности субъектов Сибирского федерального округа и отнести это к позитивным изменениям последних лет.

Обсуждение

Систематический анализ восстановительного увеличения продолжительности жизни населения в России и ее регионах только начинается [19, 20]. По данным Е.М. Андреева и соавторов, за 2003-2012 годы по России на долю снижения смертности от ситуаций и болезней, связанных с опасным потреблением алкоголя, приходится 42% роста продолжительности жизни мужчин и 34% – женщин. Для периода 2003-2012 года (в отличие от антиалкогольной кампании 1985-1987 годов) не имеется обоснованной версии причин значительного снижения алкогольной смертности, нет возможности ответить на вопрос о длительности и необратимости этого процесса [21]. Есть и другие опасения относительно прогноза дальнейшего увеличения продолжительности жизни. Возможности здесь, на наш взгляд, невелики. Это связано с тем, что характерной особенностью социальной политики в новой России, как и в прежние времена, остается расхождение между социальными нормами и условиями для их реализации [22-25]. На фоне декларируемой ценности здоровья каждого человека отсутствуют реальные условия для реализации самосохранительного поведения. Можно признать, что государственная политика в отношении здоровья людей откровенно непоследовательна [26]. Вследствие этого в России происходит деградация социальной инфраструктуры, ответственной за охрану здоровья населения, отсутствуют адекватная политика охраны здоровья и основы для ее реализации [27]. Двойственность имеется и в отношении к своему здоровью на уровне индивидуального поведения. В системе ценностей личности «здоровье» занимает третье по значимости место после «работы» и «семьи». Но здоровье при этом имеет не самостоятельную ценность, а рассматривается как средство достижения других целей и потребностей личности. Данное поведение говорит об отсутствии у людей выбора способов получения жизненных благ. Здоровье в таких условиях становится средством достижения цели и достаточно жестко эксплуатируется в условиях экономической и социальной реальности России. Все это свидетельствует о незавершенности эпидемиологического перехода в нашей стране [28, 29].

Выводы

Приведенные данные свидетельствуют, что проблема снижения смертности и увеличения продолжительности жизни может решаться только при изменении ценности здоровья на шкале как общественной, так и личной оценки, при широком распространении практики здорового образа жизни. Повышение уровня культуры, образования обязательно должно привести к снижению смертности и росту продолжительности жизни. Нами еще в восьмидесятые годы была показана такая закономерность на примере крупного промышленного центра Кузбасса [30, 31]. Но для продвижения в этом направлении  необходимы тектонические сдвиги в сфере культуры и менталитета людей [32]. Поэтому значительное улучшение общественного здоровья, дальнейший рост продолжительности жизни как в целом по России, так и в Сибирском федеральном округе можно считать, по нашему мнению, делом отдаленного будущего.

1. Андреев Е.М., Кваша Е.А., Харькова Т.Л., Вишневский А.Г. Смертность и продолжительность жизни // Население России 2008: Шестнадцатый ежегодный демографический доклад. М.: Изд. дом Гос. ун-та – Высшей школы экономики, 2010. – С. 186-256.
2. Андреев Е.М., Кваша Е.А., Харькова Т.Л. Романов А.В. Смертность и продолжительность жизни // Население России 2012: Двадцатый ежегодный демографический доклад. – М.: Изд. дом Высшей школы экономики, 2014. – С. 239-308.
3. Григорьев Ю.А. Демографический переход и современное состояние продолжительности жизни населения Сибири // Комплексные гигиенические исследования на пороге XXI века: сборник научных трудов – Новокузнецк, 1999. – С. 37-46.
4. Григорьев Ю.А. Закономерности нелинейной динамики народонаселения и демографическая политика как основа развития здоровья населения Сибири // Бюллетень СО РАМН. – 2008. – № 4. – С. 22-28.
5. Григорьев Ю.А. Медико-демографические процессы и охрана здоровья населения Сибири и Дальнего Востока // Теория и практика комплексных гигиенических исследований. – Новосибирск, 1987. – С. 44-63.
6. Григорьев Ю.А. Продолжительность жизни населения Сибири: анализ и перспективы исследований // Социально-экономические проблемы перестройки в Сибири: материалы Всесоюзной конференции – Кемерово, 1989. – Т.2. – С. 30-42.
7. Соболева С.В. Демографические процессы в реформируемом обществе // Социальная траектория реформируемой России: Исследования Новосибирской экономико-социологической школы. – Новосибирск: Наука. Сиб. предприятие РАН, 1999. – С. 543-558.
8. Соболева С.В., Смирнова Н.Е. Продолжительность жизни населения регионов Сибири в 1989-1999 гг.: основные тенденции // Регион: Экономика и Социология. – 2001. – № 4. – С. 139-162.
9. Григорьев Ю.А., Дмитриев В.И., Коверный И.И. Особенности смертности и продолжительности жизни городского населения трудоспособного возраста в типичных регионах РСФСР // Демографические проблемы здоровья в Сибири. – Новосибирск, 1988. – С. 30-63.
10. Григорьев Ю.А. Современная фаза роста продолжительности жизни населения в Сибирском федеральном округе // Демографическое настоящее и будущее России и ее регионов: материалы Всероссийской научно-практической конференции. – М.: Эконом-информ, 2012. – С. 76-79.
11. Демографическая статистика. – М.: КНОРУС, 2010.
12. Григорьев Ю.А. Медико-демографические процессы на востоке РСФСР. К стратегии развития охраны здоровья населения // Бюллетень СО АМН СССР. – 1991. – № 4. – С. 8-14.
13. Баран О.И., Григорьев Ю.А., Жилина Н.М. Алгоритмы и критерии качества кластеризации // Общественное здоровье и здравоохранение: Матер. XLV науч.-практ. конф. – Кемерово: Примула, 2010. – С. 21-26.
14. Григорьев Ю.А. Многомерная территориальная типология продолжительности жизни населения (методические и прикладные задачи). – Новокузнецк: ГОУ ДПО «НГИУВ» Росздрава, 2011. – 87 с.
15. Дмитриев В.И., Ермаков С.П., Коверный И.И., Григорьев Ю.А. Методические проблемы территориальной типологии продолжительности жизни населения // Бюллетень СО АМН СССР. – 1991. – № 4. – С. 25-28.
16. Григорьев Ю.А. Продолжительность жизни населения Сибири: особенности эндогенных и экзогенных причин потерь здоровья // Социально-гигиенические проблемы общественного здоровья и экологии человека на современном этапе: материалы XLIV научно-практической конференции – Новокузнецк, 2009. – С. 31-36.
17. Григорьев Ю.А. Продолжительность жизни населения Сибирского федерального округа // Развитие человеческого потенциала Сибири: проблемы социального воспроизводства регионального сообщества. – Иркутск: Изд-во Оттиск, 2013. – С. 52-96.
18. Григорьев Ю.А., Соболева С.В. Экзогенная и эндогенная детерминация смертности в Сибирском федеральном округе // Регион: Экономика и Социология. – 2012. – № 2. – С. 86-103.
19. Вишневский А. Смертность в России: несостоявшаяся вторая эпидемиологическая революция // Демографическое обозрение. – 2014. – Т. 1, № 4. – С. 5-40.
20. Школьников В., Андреев Е., Макки М., Леон Д.А. Рост продолжительности жизни в России 2000-х годов // Демографическое обозрение. – 2014. – Т. 1, № 2. – С. 5-37.
21. Андреев Е.М., Кваша Е.А., Харькова Т.Л. Романов А.В. Указ. соч.
22. Григорьев Ю.А., Баран О.И. Демографические перспективы России в новом столетии // Демографическая ситуация в Новокузнецке и России: причины, динамика, прогноз: сборник материалов конференции – Новокузнецк: Изд-во МОУ ДПО ИПК, 2005. – С. 4-8.
23. Григорьев Ю.А., Баран О.И. Демографическое прогнозирование, или как избежать депопуляции в России // Актуальные проблемы медицины: материалы научно-практической конференции – Абакан: Изд-во ГОУ ВПО «Хакасский гос. ун-т им. Н.Ф. Катанова», 2010. – С. 82-95.
24. Смирнова Н.Е., Соболева С.В., Чудаева О.В. Демографический потенциал Сибири // Формирование благоприятной среды для проживания в Сибири. – Новосибирск: ИЭОПП СО РАН, 2010. – С. 53-95.
25. Соболева С.В., Смирнова Н.Е., Чудаева О.В. Здоровье населения Сибири: риски и их измерители // Регион: Экономика и Социология. – 2010. – № 2. – С. 223-241.
26. Андреев Е.М., Кваша Е.А., Харькова Т.Л. Смертность и продолжительность жизни // Население России 2009: Семнадцатый ежегодный демографический доклад. – М.: Изд. дом Высшей школы экономики, 2011. – С. 179-250.
27. Григорьев Ю.А., Репин Е.Н., Баран О.И. Демографический переход и границы вмешательства государства в охрану здоровья населения // Общественное здоровье. Гигиена труда. Экология: материалы XXXIX научно-практической конференции – Новокузнецк, 2004. – С. 16-21.
28. Вишневский А. Указ. соч.
29. Григорьев Ю.А. Российские тенденции демографических и медико-демографических процессов в условиях незавершенного эпидемиологического перехода // Бюллетень СО РАМН. – 2006. – № 3. – С. 24-28.
30. Григорьев Ю.А., Ермаков С.П., Мирзоев А.А. Количественное определение взаимосвязи между уровнем образования и смертности трудоспособного населения // Здоровье населения в системе мер демографической политики: сборник научных работ. – М., 1984. – С. 137-140.
31. Григорьев Ю.А., Ермаков С.П., Мирзоев А.А. Опыт комплексного применения методов многомерного  анализа в социально-гигиенических и медико-демографических исследованиях // Комплексное применение математических методов в социологическом исследовании: сборник научных работ. – М., 1983. – С. 18-27.
32. Рыбаковский Л.Л. Программа действий по улучшению демографической ситуации: Реализация концепции демографического развития Российской Федерации на период до 2015 года. – М.: МАКС Пресс, 2006.

Все статьи автора «Баран Ольга Ивановна»