ВЕСЕЛОВА М.Н. ПРОСТРАНСТВЕННО-ВРЕМЕННОЙ АСПЕКТ ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ ЧЕЛОВЕКА С ИСТОРИЧЕСКИМ ГОРОДОМ

Ключевые слова: , , , , , , ,


ВЕСЕЛОВА М.Н. ПРОСТРАНСТВЕННО-ВРЕМЕННОЙ АСПЕКТ ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ ЧЕЛОВЕКА С ИСТОРИЧЕСКИМ ГОРОДОМ


Рубрика: 24.00.00 КУЛЬТУРОЛОГИЯ

Библиографическая ссылка на статью:
// Современные научные исследования и инновации. 2012. № 5 [Электронный ресурс]. URL: https://web.snauka.ru/issues/2012/05/12766 (дата обращения: 29.03.2024).

Исторический город занимает особое место в системе культурных интерпретаций. Он воплощает мемориальные, археологические, этнографические, художественно-эстетические, научные, градостроительные ценности культуры, в связи с чем включается в охранные реестры органами государственной власти [11].

Однако понимание исторического города только через призму материального и духовного наследия нации не исчерпывает его социального содержания. Исторический город существует только во взаимосвязи с формами человеческой деятельности. Он генерирует в себе разные формы общения. Исторические города обеспечивают преемственность поколений, способствуют возрождению прежних традиций, ценностей, идеалов. В них складывается свой облик, образ жизни, мировоззренческие установки, элементы группового самосознания, создается система социальных потребностей и ценностных ориентаций, бытовых форм и привычек, вырабатывается стиль межличностных отношений. Поэтому особый интерес сегодня представляет изучение вопроса взаимодействия человека и исторической городской среды в пространстве и времени.

В первую очередь следует отметить амбивалентный характер отношений между горожанином и местом его обитания. В данной системе он одновременно становится творцом и продуктом. Как отмечала ценительница Италии Вернон Ли: «Места и местности действуют на нас как живые существа, и мы вступаем с ними в самую глубокую и удовлетворяющую нас дружбу, дарами которой являются очарованность, подъем духа, счастливое просветление чувств, воспитания, которые звучат в нашей душе подобно мелодии» [Цит. по 3, с. 30].

С одной стороны, человек, «погруженный в культурное пространство неизбежно создает вокруг себя организованную пространственную сферу» [10, с. 334]. Каждое поколение с большей или меньшей радикальностью переосмысливает накопленный опыт и вносит свой вклад в преобразование окружающего мира. Город приобретает свою самобытность, значимость, индивидуальность.

С другой стороны, сама пространственная среда оказывает непосредственное влияние на формирование социальной жизни и поведение людей. В процессе ее восприятия складываются определенные стереотипы, потребности, привычки, вкусы, специфическая социально-пространственная идентичность. Иными словами формируется городской менталитет. Он зависит как от содержания социокультурного пространства, так и от комплекса индивидуально-личностных особенностей и эмоционально-интеллектуальной активности воспринимающего. Существенное значение при этом имеют климатические, географические, социально-экономические, политические факторы и сам образ жизни. Так, Р. Баркер объединяет поведение человека и среду в единую экоповеденческую систему. Для ее описания он вводит понятие «место поведения», которое представляет собой объективную пространственно-временную ситуацию, с присущей ей определенной совокупностью моделей поведения [5]. Х.Мюррей также полагает, что действия индивида не могут анализироваться без учета характеристик определенной среды. Он предлагает своеобразный критерий для ее характеристики – «средовый пресс» [16]. В зависимости от средового давления, а также от потребностей и личных характеристик субъекта, формируется система ценностных ориентаций, особое отношение к месту проживания (либо чувство удовлетворенности, либо фрустрированности).

При этом городская среда по-разному сказывается на ментальности коренных жителей и приезжих. Местные горожане конструируют узко ограниченную, замкнутую среду, в которой вырабатываются особые привычки и правила поведения, опирающиеся на предшествующий социальный опыт и «преграждающие доступ в свои ряды посторонним». В то время как некоренные жители не настолько привязаны к городскому пространству. «Идеал бездомности, эклектичность застройки, демократизм в поведении, идеология равных возможностей любой деятельности для всех приводит к тому, что каждый может найти себе место» [1, с. 51-54]. Поэтому некоренные жители оказываются менее подвержены влиянию городской среды, в которую они вливаются. Они могут до конца так и не воспринять сложившуюся ментальность местных жителей или вообще  вступить с ней в конфронтацию.

Через культурные символы (достопримечательные места и пути, памятники зодчества и ландшафтного строительства) осуществляется пространственная «идентификация и самоидентификация» [15, с. 58] исторического города. При этом первоочередное значение можно отвести архитектурной составляющей, так как именно она определяет стилистическое лицо города, выражает народные идеалы, образ жизни, мировоззренческие установки. Крупнейший ландшафтный архитектор Джон Орлби Саймондс о подобном влиянии отмечает: «Линия, форма, цвет, качество, звук, запах – все это вызывает определенные эмоциональные реакции. Если, например, какое-то очертание оказывает воздействие на зрителя, это уже является достаточной причиной, чтобы применить такие очертания при формировании сооружений или пространств» [12, с. 78]. Зодчество определяет образ или имидж исторического города, его презентабельность и значимость в глазах коренных и приезжих жителей. При этом сила эмоционального воздействия архитектурных элементов может существенно различаться. Французский архитектор ХХ века Ле Корбюзье отмечает, что плавные и лаконичные формы всегда создают атмосферу спокойствия и умиротворения. В то же время резкие и ломаные линии негативно сказываются на нервной системе. Они нередко вызывают чувство усталости, раздражения или дискомфорта [4]. К примеру, достаточно одного взгляда на крепкие коренастые памятники Великого Новгорода, чтобы ощутить его гостеприимство, добродушие и открытость. И вполне очевидно, насколько агрессивно и перегружено пространство мегаполисов с их современным ландшафтным дизайном.

При этом существенную роль во взаимодействии человека и исторического города играет не только пространственный, но и временной аспект. Ведь каждая эпоха создает свои города, и в каждом из них складываются свои стереотипы, привычки, нормы и требования общежития. Через механизмы массового сознания и различные (например, правовые, образовательные, религиозные) процедуры и институты на протяжении ряда поколений формируется и поддерживается ментальность горожанина.

Систему отношений человека и исторического города во времени можно проследить на протяжении различных этапов развития русской градостроительной культуры. Для этого все исторические города условно можно разделить на три группы.

В первую группу будут входить собственно древнерусские города, с момента их основания вплоть до XVIII в. Среди них можно выделить наиболее древние города, основанные еще до монголо-татарского нашествия. К ним относятся Дербент (438), Великий Новгород (859), Муром (862), Белозерск (862), Смоленск (862), Ростов Великий (862), Псков (903), Владимир (1108), Тверь (1135), Олонец (1137), Брянск (1146), Карачев (1146), Москва (1147) и др.

Домонгольский период характеризуется быстрым ростом городов как в количественном, так и в качественном отношении. Развитие ремесленного производства приводило к уплотнению застройки вокруг Кремля и формированию торгового посада или предградия. Это в свою очередь свидетельствует о том, что уже в XI–XII вв. крупнейшие древнерусские города являлись экономическими, политическими и культурными центрами. В них (раньше, чем в городах средневековой Европы) появились первые элементы благоустройства – деревянные мосты и водопроводы, испытали расцвет культура и искусство. Во второй половине XII – первой трети XIII вв. развитие городских образований достигло апогея. Они превратились не в отрезанные от внешнего мира сегменты, а тесно взаимодействующие и образующие целостную городскую культуру.

Важно отметить, что в домонгольский период первостепенное значение в мировосприятии занимала сакральная идея. Об этом свидетельствует исследование древнерусских городов, проведенное протоиереем Львом Лебедевым. Он отмечает, что, во-первых, все древнерусские города в своей планировке стремились к кругу, символизирующему вечность, Царство Небесное. Организующим началом градостроительных композиций после крещения Руси являлись храмы, церкви и монастыри.

Во-вторых, в тех городах, где главным являлся собор в честь Спасителя или Божьей Матери, градостроительная композиция определялась фигурой креста. Главный собор возводился обычно на берегу водоема. Город развивался вдоль берега и вглубь, образуя естественный крест, наличие которого стремились подчеркнуть строительством храмов по концам креста. Такие кресты ясно видны в плане Киева, Новгорода, Владимира, Суздаля, Устюга и др. В городах, где собор посвящался Пресвятой Троице, композиционной фигурой оказывался треугольник.

В-третьих, расположение и наименование храмов и монастырей относительно священного центра города не являлось случайным. Оно, как правило, подчинялось определенным богословским представлениям. К примеру, если собор был посвящен Спасителю, то по сторонам от него строили храмы в честь Богородицы и Иоанна Предтечи, в результате композиционно в плане получалась своеобразная наземная топографическая икона Деисуса [9].

Нередко сам город в просторечии отождествлялся с собором. Об этом свидетельствуют, к примеру, такие выражения, как «поехать ко Святой Софии», что по контексту могло означать паломничество или в Константинополь, или в Киев, или в Новгород, или в Полоцк, поскольку алтари главных соборов в этих городах были освящены в честь Святой Софии. Тот же смысл имели и такие словосочетания, как «пойти ко Спасу, ко Успению, к Николе».

Доминирующие в древнерусском градостроительстве сооружения – соборы – демонстрировали величие самодержавия и церкви. Они внушали страх и благоговение перед божественной силой, требовали подчинения, соблюдения строгого иерархического порядка и религиозного канона. Соборы поддерживали вертикальную направленность городского пространства. Они воплощали в себе антитезу неба-земли, сакрального-профанного, света-тьмы, добра-зла. Пространственное восприятие культовых сооружений задавало направление движения – снизу-вверх, вызывая представление о подъеме, росте, успешности, прогрессе.

Горизонтальную ось городского пространства подчеркивали крепостные стены. Они не только защищали от физических врагов, но и от исконного врага рода человеческого − дьявола и его слуг. Именно поэтому при строительстве обращали внимание на многие детали: общая длина стен или их отдельных сторон, их конфигурация, число ворот и башен, надвратных и башенных церквей. На воротах иногда ставились святые иконы, перед которыми горели лампады. Выделение преград наделяло город свойствами определенности, измеренности, освоенности, защищенности. Внутреннее огороженное и безопасное пространство противопоставлялось внешнему, открытому, враждебному. Отсюда и широко распространенный на Руси обряд «опахивания селения», преследовавший цель возвести вокруг него мистическую ограду от злых духов. С той же целью совершались и крестные ходы вокруг городов. С помощью них прокладывали вдоль оборонительных рубежей крепостных стен невидимую священную границу помощи Божьей, которую предстояло переступить врагу. Вера в крестные ходы на Руси была исключительно велика. Они особенно ярко свидетельствовали, что город воспринимался как совокупность церквей и монастырей, как единый соборный храм под открытым небом.

Подобные пространственные представления загоняли человека в круг сакральных условностей, соблюдение которых являлось необходимым для достижения царства Божьего и обеспечивало стабильное существование городской структуры. В соответствие с христианскими нормами и принципами в домонгольский период сформировалась так называемая религиозная модель поведения. Она выстраивалась на основе таких ценностей, как устремленность к духовному началу, смирение, аскетизм, любовь к ближнему. Так, например,  в «Сказании о Борисе и Глебе» в лице князя описывается образец для подражания: «Сь убо благовѣрьный Борисъ благого корене сый послушьливъ отьцю бѣ, покаряяся при всемь отьцю… Свѣтяся цесарьскы, крѣпъкъ тѣлъмь, вьсячьскы украшенъ акы цвѣтъ цвьтый въ уности своей, в ратьхъ хръбъръ, въ съвѣтѣхъ мудръ и разумьнъ при вьсемь и благодать Божия цвьтяаше на немь» [13, с. 26].

Особое значение при этом приобретало следование благопристойным примерам. В «Слове некого отца къ сыноу своемоу, словеса душеполезная» говорится: «Техъ норовы приими и порасудоуй деломъ ихъ, взишти кыимь путьмь идоша и коею стьзею текоша». Для облегчения самовоспитания отец советует сыну поискать в граде, в котором он живет какого-нибудь богобоязненного человека «и томоу вьсею силою слоужяштя», отражать все его привычки, манеру поведения и общения «не дажь ни единому словеси его пасти на земли» [8, с. 191]. Древнерусский горожанин не отграничивал себя от общества, чувствовал себя частью социального мира и четко следовал установившимся традициям.

Вместе с тем смена форм правления и общественных условий в XII – XIII вв., выразившаяся в общих тенденциях демократизации культуры, проявилась в уменьшении храмов в размерах и стремлении к более лаконичным композициям (например, церкви Спаса на Нередице, Параскевы Пятницы в Великом Новгороде, церковь Михаила-архангела в Городце в Пскове). Небольшие культовые сооружения особым образом сказывались на миропонимании и поведении горожан. Безропотное преклонение перед божественной силой теряло свое первоначальное значение. Городское поведение нередко выходило за установленные рамки религиозного канона, приобретало характер «карнавально-площадной, вольной, полной амбивалентного смеха, кощунств, профанаций всего священного, непристойностей, фамильярного контакта со всеми и со всем» жизни [6, с. 220].

В конце XIII – начале XIV вв. началось объединение русских земель вокруг Москвы, ставшей знаменем национально-освободительной борьбы против монголо-татарского нашествия. Расцвет каменного строительства, пришедшего на смену деревянным постройкам, сопровождался в большинстве случаев сохранением прежних градостроительных традиций и планировочных решений (хотя стремление к едино организованной структуре появляется уже в конце XV – начале XVI вв.). В это время появились такие города как Таруса (1246), Советск (1288), Шенкурск (1315), Каргополь (1380), Мглин (1386), Плес (1410), Ивангород (1492), Казань (1438), Уфа (1574), Саратов (1590), Бирск (1663) и др.

В сложные годы укрепления Русской державы каменная культовая архитектура была призвана усиливать идейные основы государственности. Оборонительные постройки внушали чувство непобедимости и наряду с религиозной идеологией формировали национально-патриотическую модель поведения, основанную на силе духа, самоотверженности, храбрости, чести. Так, белокаменный Московский Кремль к концу XV века напоминал мощное фортификационное сооружение, по образцу которого возводились архитектурные памятники в других городах (Нижнем Новгороде, Коломне, Ивангороде, Туле, Зарайске). Даже, несмотря на участие в перестройке Московского Кремля иностранных зодчих, он отражал глубоко национальный характер русского народа.

Иные процессы взаимодействия человека и городской среды сложились во второй группе исторических городов. К ней можно отнести населенные пункты, созданные или получившие статус города в XVIII – начале XIX вв. (Санкт-Петербург (1703), Тольятти (1737), Белорецк (1762), Ставрополь (1777), Череповец (1777), Александров (1778), Липецк (1779), Пермь (1780), Елабуга (1781), Новозыбков (1809), Нальчик (1817) и др.). Их отличительной особенностью служила регулярная планировка, применяемая государственными деятелями по аналогии с западными городами. Устройство прямолинейных улиц и прямоугольных кварталов, просторных торговых и городских площадей, типовое проектирование, использование планировочных и архитектурных систем европейских стилей – барокко, рококо, классицизма, ампира – это лишь некоторые черты данного периода, наложившие существенный отпечаток на древнерусские города. В это время было перепланировано старых и основано новых в целом около 500 городов.

Одновременно с планировочными изменениями в городской атмосфере данного периода складывались и особые формы и манеры поведения. Во многом они преследовали европейский образец, начало которому было положено Петром I, и приобретали все более регламентированный характер. В светском поведении имела значение каждая мелочь, начиная от прически и внешнего вида до манеры и формы невербального общения. Парадность, представительность, привилегированность и одновременно наигранность, театральность, некое подобие «жизненного спектакля» сосуществовали на одной авансцене и составляли основу придворно-аристократической модели поведения. Освоение новых территорий и активное взаимодействие с другими культурами выстраивало горизонтальную ориентированность городского пространства и его открытость для инноваций. Это в свою очередь определяло естественный порядок отношений между людьми, основанный на законах государства и природы, рациональности и целесообразности, а не предопределенный божественным замыслом.

Совершенно непохожие на предшествующие периоды процессы взаимодействия человека и исторического города сложились в небольшой группе населенных пунктов, созданных во второй половины XIX – начала XX вв. – времени бурного роста промышленности и торговли, широкого строительства фабрик и заводов, железных и шоссейных дорог. К этой группе относятся: Чита (1851), Мариинск (1856), Майкоп (1858), Владивосток (1860), Орск (1865), Уссурийск (1866), Иваново (1871), Новосибирск (1894), Сочи (1896), Кызыл (1914), Энгельс (1914), Мурманск (1916), Элиста (1930), Джерзинск (1930), Новокузнецк (1931), Магнитогорск (1931), Комсомольск-на-Амуре (1932), Магадан (1939) и ряд других городов. Они сыграли значительную роль в истории страны (военную, экономическую, политическую) и стали своеобразными символами своей эпохи. Горожанин в них попал под влияние промышленного развития страны. Поэтому образцом для подражания для него являлся деловой тип личности, трудолюбивой, ответственной, дисциплинированной, предприимчивой, готовой к суровым испытаниям. Модель поведения полностью соответствовала рационально осмысленным, индустриальным планировочным проектам этого времени. Диалог между человеком и городом поддерживался на основе сложившейся системы ценностей и того статуса, который исторический город приобрел в процессе своего становления.

Однако современная эпоха рыночной экономики нарушила процессы гармоничного взаимодействия городской среды и личности. В условиях коренной ломки устоявшихся ценностей человек оказывается оторванным от окружающего пространства. Большинство исторических городов утрачивают свое культурное значение. Потребительские отношения превращают их лишь в символ самобытности. События прошлого начинают терять свою значимость для современной культуры. Древние улицы воспринимаются как привычные маршруты, дома и памятники – как объекты назначения. Исторический город оценивается с точки зрения комфортности существования в нем. Смыслом и значимостью наделяются только те объекты, которые связаны с событиями собственной биографии. Все остальное не вызывает ни исторических воспоминаний, ни каких-либо ассоциаций. Современное строительство становится варварским вмешательством в композиционное городское пространство, нарушая целостность его восприятия. Новые архитектурные ансамбли буквально врываются в естественное окружение, подавляя и разрушая его гармоничные связи. Тем самым исторические города постепенно приводятся к единому современному стандарту, отвечающему потребностям существования, и становятся все более недоступными, непонятными. Иными словами они превращаются в своеобразную закрытую книгу в красивой глянцевой обложке.

Постоянно ускоряющийся темп жизни в современных исторических городах изменяет систему социальных отношений. Общепринятыми становятся краткосрочность и анонимность межличностных связей, что в свою очередь приводит к формированию так называемого «общества одноразовых стаканов» [14], вызывает у горожан ощущение затерянности и дискомфорта, напряженность, беспокойство, раздражительность и агрессивность.

Техногенная среда порабощает человека, заставляет его забыть о подлинном предназначении исторического города. «Громкие шумы, едкие клубы дыма, вибрации, загрязненность и запыленность, плотные транспортные и людские потоки, толчея и агрессивные разнообразные раздражители среды крупного города все чаще становятся для всех горожан источниками дискомфортных, отрицательных ощущений физиологического и психического характера» [7, с. 170-171]. Город оказывается «контейнером культуры», в котором смешиваются все отходы жизни.

При этом большое значение приобретает характер заселенности исторических городов. В современных условиях важно провести различия между поведением жителей малых, средних и крупных исторических городов (с населением до 500 тыс. жителей) и исторических городов-миллионеров.

В малых (Покров, Суздаль, Галеч, Холм) и средних исторических городах (Пятигорск, Серпухов, Боровичи, Кузнецк, Ржев и др.) с населением до 150 тысяч, жители ведут спокойный, размеренный и осмысленный образ жизни, опираясь на опыт предшествующих поколений. В таких населенных местах формируется атмосфера дружелюбия и взаимной поддержки, ответственности и реальной оценки своих способностей. Вместе с тем в большом и крупном историческом городе (Великий Новгород, Псков, Иваново, Тверь и др.) с населением до 500 тысяч жителей появляются новые возможности для творческой самореализации, личностного роста, выбора способов и форм жизнедеятельности, повышается общий тонус и активность, мобильность, оптимистичное отношение к окружающим и к среде проживания.

В исторических городах с населением выше 1 млн. жителей (Москва, Санкт-Петербург, Казань, Новосибирск, Омск и др.) в поведении горожан сказывается внешняя перегруженность и интенсивность, замкнутость и индивидуализм, несоответствие желаемого и выполнимого, равнодушие, низкий уровень отзывчивости, отчужденность, обезличенность, избирательность в отношениях, дефицит социальной ответственности, прагматизм. Ярким наглядным примером взаимодействия современного социокультурного пространства и человека могут служить инсталляции американского фотохудожника Спенсера Туника (Spencer Tunick). В них очень точно схвачена агрессивная, поглощающая среда мегаполиса: горожанин обнажен на виду у всех, и в то же время он теряется в толпе, становится незаметным и ненужным. Иначе говоря, формируется модель «негативного» поведения.

В этом плане показательны социологические исследования Т.В.  Абанкиной. На основании проведенного в течение десяти лет изучения исторических объектов, автор делает вывод, что в крупнейших областных центрах около 50% говорят о том, что им скорее не нравится сегодняшний облик города, а 20% – не нравится совсем. В восприятии города при этом фигурируют такие доминанты как «грязный», «скучный» [2, с. 46]. Подобное отношение во многом объясняется современными тенденциями развития городской промышленности, однотипной застройки, массовой стандартизацией. Безусловно, накладывает свой отпечаток интенсивный темп жизни и соответствующая ему система потребительских ценностей.

Таким образом, модель поведения горожан в современных исторических городах вступает в противоречие с моделями, сложившимися до XX в. В условиях постоянного стремления к новизне очевидным становится утрата связей с прошлым, потеря самобытности и разорванность с естественным окружением. Это порождает массу проблем для современного горожанина и неизбежно заставляет искать пути преодоления процессов формирования «негативной» модели поведения. Первостепенное значение, конечно, имеет возрождение традиционных ценностей, реконструкция прошлого в условиях настоящего. Ведь культурное наследие является фундаментом духовного развития отдельной личности и общества в целом. Оно ненавязчиво воздействует на сознание горожан, напоминая о творениях прошлого, воспитывая чувство уважения и долга перед поколениями, любовь к произведениям искусства. В соответствие с традицией создаются художественные формы, удерживается архитектурный стиль как образец, сохраняются привычные нормы, ценности и идеалы. Культурная память служит важнейшей составляющей самоидентификации индивида, социальной группы и общества в целом. Она поддерживает качество жизни в исторических городах даже в условиях современного утилитарного строительства.

Кроме того, в настоящее время важным является восстановление целостного образа города. В нем следует объединить свойства открытого и закрытого пространства, природного и урбанизированного, традиционного и инновационного, комфорта и свободы, и, тем самым, создать условия для поддержания эмоционального благополучия и гармоничного развития человека.

Список литературы.

1. Абанкина И.В. Социально-психологические механизмы освоения городской среды // Человек и город: пространства, формы, смысл: Международный конгресс 27-30 июля 1995, Санкт-Петербург / Отв. ред. А.А. Барабанов. – Екатеринбург: Архитектон, 1998. Т.2. – С. 51–54.

2. Абанкина Т.В. Облик города в восприятии горожан исторических и новых промышленных городов // Человек и город: пространства, формы, смысл: Международный конгресс 27-30 июля 1995, Санкт-Петербург / Отв. ред. А.А. Барабанов. – Екатеринбург: Архитектон, 1998. Т.2. – С. 45 -50.

3. Анциферов Н.П. «Непостижимый город»… Душа Петербурга. Петербург Достоевского. Петербург Пушкина. – СПб.: Искусство, 1991. – 333 с.

4. Архитектура современного Запада / Под ред. Д. Аркина. – М.: ИЗОГИЗ, 1932. – 187 с.

5. Баркер Р. Словарь социальной работы. – М.: Ин-т социальной работы, 1994. – 134 с.

6. Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского. − М.: Художественная литература, 1972. – 470 с.

7. Голд Дж. Психология и география: основы поведенческой географии. – М.: Прогресс, 1990. – 304 с.

8. Изборник 1076 года / Под ред. С.И. Коткова. – М.: Наука, 1965. – 1091 с.

9. Лебедев Л. Москва патриаршая. – М.: Вече, 1995. – 384 с.

10. Лотман Ю.М. Семиосфера. – СПб.: Искусство СПб., 2000. – 704 с.

11. Постановление Правительства РФ от 26 ноября 2001г. №815 «О федеральной целевой программе сохранения и развития архитектуры исторических городов» (2002 – 2010гг.).

12. Саймондс Дж. О. Ландшафт и архитектура / Сокр. пер. с англ. А.И. Маньшавина; Под ред. Л.С. Залесской. – М.: Изд. Лит. по строит., 1965. – 194 с.

13. Съказание и страсть и похвала святюю мученику Бориса и Глеба // Библиотека литературы Древней Руси / РАН. ИРЛИ. Т. 1: XI–XII века / Под ред. Д.С. Лихачева, Л.А. Дмитриева, А.А. Алексеева, Н.В.  Понырко. – СПб.: Наука, 1997. – С. 23-26.

14. Тоффлер А. Футурошок. – СПб.: Лань, 1997. – 464 с.

15. Фокина Т.П. Метафизические измерения культурно-символического пространства Саратова // Пространство развития и метафизики Саратова: Сборник научных статей / Отв. ред. Т.П. Фокина. – Саратов: ПАГС, 2001. – С.128-140.

16. Murray H.A. Toward a classification of interaction // Toward a General Theory of Action. – Cambridge, Mass: Harvard University Press, 1951. – P. 434-464.



Количество просмотров публикации: Please wait

Все статьи автора «Мария Веселова»


© Если вы обнаружили нарушение авторских или смежных прав, пожалуйста, незамедлительно сообщите нам об этом по электронной почте или через форму обратной связи.

Связь с автором (комментарии/рецензии к статье)

Оставить комментарий

Вы должны авторизоваться, чтобы оставить комментарий.

Если Вы еще не зарегистрированы на сайте, то Вам необходимо зарегистрироваться:
  • Регистрация