Вопрос об многовекторной герменевтике романа А. М. Горького «Жизнь Клима Самгина» является открытым. Любой исследователь-аналитик может рассматривать данное уникальное произведение русской литературы ХХ века, исходя из аутентичной мировоззренческой позиции. По нашему мнению, пролетарский писательв своей книге поднимает огромное количество вопросов, характерных для философии экзистенциализма: соотношение индивидуального и социального в homo, трагизм обезличенного существования в массовом обществе, пребывание личности «перед лицом смерти», проблема невыносимой тяжести выбора между добром и злом, тема ответственности человека за свой экзистенциальный выбор и пр. [Лесевицкий 2023]. В рамках данной публикации нами будет рассмотрена проблема абсурда существования личности в романе А.М. Пешкова и творчестве Ж.- П. Сартра. Отметим, что русский литератор высказал достаточно глубокие идеи по данной важной теме значительно раньше, чем французский нобелевский лауреат, отказавшийся от данной премии по мировоззренческим мотивам.
Каким образом рассматривается проблема абсурда существования личности в романе А.М. Горького «Жизнь Клима Самгина»?
Нам представляется, что пролетарский писатель анализирует эту тему через мировоззренческий полифонизм своих персонажей. Безусловно, Клим Самгин достаточно ярко ощущает «абсурд существования», отсутствие осмысленного «жизненного проекта», бесцельность своей экзистенции [Савинкова 2020]. Но он переживает данную психологическую катастрофу менее рельефно, чем, например, Серафима Нехаева, которая испытывает метафизику «экзистенциального вакуума», пожалуй, острее всех персонажей романа А.М. Горького. Стоит заметить, что ее депрессивно-суицидальный мир чрезвычайно схож с «психологическим Я» главного героя произведения Ж.-П. Сартра «Тошнота». Более того, в вышеуказанной повести французского философа улавливается своеобразное «скрытое цитирование» размышлений некоторых персонажей романа «Жизнь Клима Самгина».
1. По нашему мнению, А.М. Горький несколько опередил Ж.-П. Сартра, описывая ситуацию заброшенности личности, попадание ее в гигантоманическо-отчужденный, безрадостно-депрессивный и опасный мир, который является во многом чуждым человеку. Разумеется, у буревестника русской революции нет философского обоснования данного концепта, в отличие от Ж.-П. Сартра, но художественный анализ этой проблемы А.М. Горький осуществил безукоризненно. Серафима очень остро ставит вопрос о «случайности бытия», попадания личности в ситуацию существования против ее осмысленной воли, когда она вынуждена подчиниться внешнему давлению обезличенно-анонимного мира. Сопоставим несколько высказываний персонажей Ж.-П. Сартра и А.М. Горького между собой. Самгин, посещая Нехаеву, ведет с ней довольно интересные и глубокие философские диалоги. Героиня задает Климу принципиальный вопрос экзистенции любой думающей личности: « — Какая-то таинственная сила бросает человека в этот мир беззащитным, без разума и речи, затем, в юности, оторвав душу его от плоти, делает ее бессильной зрительницей мучительных страстей тела. <…> Наконец, как бы отмстив человеку за то, что он осмелился жить, безжалостная сила умерщвляет его. Какой смысл в этом? Куда исчезает та странная сущность, которую мы называем душою?» [Горький 1979,т.11, : 210]. Стоит заметить, что Рокантен из раннего произведения Ж.-П. Сартра, как и Серафима, тоже обеспокоен вопросом «случайности бытия», безосновательной вброшенности в мир, наличия отчужденной неведомой силы, которая господствует над человеком, порождая тотальный абсурд экзистенции. «Я хочу сказать, – записывает Рокантен в своем дневнике, – что – по определению – существование не является необходимостью. Существовать – это значит БЫТЬ ЗДЕСЬ, только и всего; существования вдруг оказываются перед тобой, на них можно НАТКНУТЬСЯ, но в них нет ЗАКОНОМЕРНОСТИ. Полагаю, некоторые люди это поняли. Но они попытались преодолеть эту случайность, изобретя существо необходимое и самодовлеющее. Но ни одно необходимое существо не может помочь объяснить существование: случайность – это не нечто кажущееся, не видимость, которую можно развеять; это нечто абсолютное, а стало быть, некая совершенная беспричинность» [Сартр 1992: 134].
2. Оба персонажа рассматриваемых нами произведений испытывают на себе тотальное воздействие «экзистенциального вакуума», который виртуозно описал в своей книге выдающийся логотерапевт ХХ века В. Франкл. Стоит заметить, что и Нехаева, и Рокантен утратили смысл жизни, существуют в абсурдном мире, в котором демонтированы все первоосновы бытия. Спецификой женского образа романа А.М. Горького является и то, что она находится в «пограничной ситуации» – Серафима неизлечимо больна чахоткой, именно по этой причине в ней крайне обострено осознание бессмысленности существования, ибо смерть всегда побеждает жизнь в рамках индивидуального бытия личности: «Для животного, ничего не знающего о смерти, пограничная ситуация невозможна. Человек, знающий, что он умрет, имеет это знание как ожидание, относящееся к неопределенному моменту времени» [Ясперс 2021: 223] Человеку нет смысла стремиться к чему-либо, ибо он не в силах преодолеть тотальность наступления небытия, весь ужасный трагизм и абсурдность существования.
Совсем в духе Рокантена Нехаева спрашивает у Самгина: « ––Вы умеете думать о бесполезности существования? Климу захотелось усмехнуться, но он удержался и солидно ответил: – Иногда это очень волнует. А заметив, что глаза Нехаевой вспыхнули, добавил: – Бывает – проснешься утром и подумаешь, что напрасно проснулся. Нехаева утвердительно кивнула головой: – Да, конечно, вы должны чувствовать именно так» [Горький 1979, т. 11, : 208-209]. Рокантен тоже ощущает абсурд существования, бессмысленность бытия личности, тайно мечтая о добровольном уходе из жизни, способном избавить его от «экзистенциальной тошноты», которую у него вызывает абсолютно все, весь универсум. Как и в случае Нехаевой, герой Ж.-П. Сартра презирает «одномерных обывателей», цепляющихся за любую возможность продлить свою экзистенцию в этом отвратительном мире, ибо в сознании среднестатистического человека он (мир) не лишен смысла и даже не абсурден. Обыватели, по Рокантену, готовы жить иллюзиями своего обезличенного «ложного сознания», цепляться за бытие в Ничто. Сартровский персонаж иронично заявляет: «Вот мы здесь собрались, такие как есть, чтобы поглощать пищу и пить для поддержания своего драгоценного существования, а в этом существовании нет никакого, ну, совершенно никакого смысла!» [Сартр 1992: 116]. Стоит заметить, что А.М. Горький конструирует образы своих персонажей диалектически, т.е. они показаны не статически, а эволюционируют под воздействием многообразных факторов. Ж.-П. Сартр использует этот прием для отражения сложного психологического мира своих героев, который никогда не может быть стабильным и неизменным, ибо человек «не может не выбирать», формируя тем самым свой «жизненный проект». По мнению французского мыслителя, попадание личности в «пограничную ситуацию», бытие «перед лицом смерти», способно полностью видоизменить внутренний мир человека, тотально трансформировать его [Ковтун 2010]. Данный процесс можно сравнить с пробуждением от крепкого и безмятежного экзистенциального сна небытия, шаблонно-стереотипного псевдо существования индивида, забывшего о тотальности присутствия смерти в его жизни, неустранимого финала всей драмы бытия. Человек, экзистируя в массовом обществе, поглощен иллюзией «вечного торжества жизни», своеобразного «счастливого сознания», ибо умирают всегда другие, но не сама личность. Попадание homo в пограничную ситуацию позволяет ощутить подлинное бытие, жизнь без инфантильных мечтаний, без излишних надежд. По этой причине в сознании Серафимы мы улавливаем великое презрение к «беспечным обывателям», неспособным ощутить всю тотальность и беспросветность «мировой скорби» (Weltschmerz), окрашивающей мировоззрение в серо-темные депрессивные тона. Кстати, необходимо отметить, что одним из любимых философов А.М. Горького был виднейший представитель немецкого иррационализма А. Шопенгауэр. Совсем в духе Рокантена Нехаева произносит: « – Поймите же, я не выношу ваших нормальных людей, не выношу веселых. Веселые до ужаса глупы и пошлы» [Горький 1979, т.11, : 204]. Можно утверждать, что Серафима тоже испытывает «тошноту бытия», которую столь рельефно описал Ж.-П. Сартр в своей ранней книге: «Дело плохо! Дело просто дрянь: гадина Тошнота, все-таки настигла меня. <…>Тошнота вне меня: я чувствую ее там, на этой стене, на этих подтяжках, повсюду вокруг меня. Она составляет одно целое с этим кафе, а я внутри» [Сартр 1992, с.33]. Стоит заметить, что это экзистенциальное прозрение, способное разрушить бремя «счастливого сознания» индивида, прекрасно описано в рассказе Ж.-П. Сартра «Стена», где главный герой, как и Серафима, попадает в пограничную ситуацию, балансируя между жизнью и смертью [Николина, Сизикова 2018]. Как и в случае Нехаевой, он утратил последние иллюзии своего мнимого бессмертия, рельефно ощутив абсурд существования, его тотальное отсутствие смысла и даже надежды обрести его: «Если бы в ту минуту мне даже объявили, что меня не убьют и я могу преспокойно отправиться восвояси, это не нарушило бы моего безразличия: ты утратил надежду на бессмертие, какая разница, сколько тебе осталось ждать – несколько часов или несколько лет» [Сартр 1992: 189]. Герои произведений Ж.-П. Сартра и А.М. Пешкова, на наш взгляд, не могут найти выхода из «логического тупика», индуцированного самим фактом конечности человеческой жизни. С одной стороны, данный аксиоматический факт делает и самую счастливую, и самую трагическую жизнь одинаково бессмысленными. Казалось бы, факт смерти лишает всех иллюзий и надежд на обретение смысла экзистенции. Но, с другой стороны, по мнению уникального психотерапевта ХХ века В. Франкла, именно смерть придает жизни любой личности глубочайшее аутентичное значение. Дурная бесконечность абсурдного бытия должна обрести свой онтологический смысл в процессе умирания: «Если бы мы были бессмертны, мы бы спокойно могли откладывать каждый свой поступок на какое угодно время» [Франкл 1990: 192]. К сожалению, этого осознания лишены многие герои исследуемых нами произведений, пребывающие в бесплодности своего «экзистенциального гамлетизма», который можно позиционировать как мучительные размышления о вопросах, на которые практически невозможно найти ответы.
3. Стоит заметить, что тема абсурда человеческого существованияпорождает проблему добровольного ухода из жизни, ибо экзистенция в подобном мире не имеет никакого смысла. Стоит заметить, что подобная проблема рельефно отражена как в романе А.М. Горького, так и произведениях французского мыслителя. И Нехаева, и Рокантен находятся в состоянии глубокой депрессии, осознавая катастрофичность судьбы человека в мире, отсутствие возможности изменить этот отчужденный от личности мир, напоминающий нашим героям огромный лепрозорий. Оба персонажа ощущают бытие безрадостно и меланхолично, ничто и никто не вызывает чувств безмятежности и умиротворения. В сознании персонажей латентно, а иногда и вполне открыто, возникает вопрос самой целесообразности существования. Если бытие не приносит радости, а порождает мучения, то стоит ли жить?
Самгин крайне отчетливо осознает эту скрытую суицидальную наклонность Серафимы: «Она заскочила куда-то далеко вперед или отбежала в сторону от действительности и жила в мыслях, которые Дмитрий называл кладбищенскими. В этой девушке было что-то напряженное до отчаяния, минутами казалось, что она способна выпрыгнуть из окна» [Горький 1979, т.11, : 202-203]. Нам представляется, что Рокантен тоже находится в состоянии тяжелой депрессии, когда все валится из рук, мир кажется абсурдным, а личность испытывает непереносимое бремя бессмысленного существования: «Я смутно думал о том, что надо бы покончить счеты с жизнью, чтобы истребить хотя бы одно из этих никчемных существований. Но смерть моя тоже была бы лишней. Лишним был бы мой труп, моя кровь на камнях» [Сартр 1992: 131]. Парадоксальность размышлений Рокантена о возможности добровольного ухода из жизни заключается в том, что и даже акт суицида не имеет никакого смысла. Жизнь и смерть одинаково абсурдны.
Стоит заметить, что А.М. Горький является незаурядным писателем-психоаналитиком русской литературы первой трети ХХ века. Поясним наш тезис. В своей книге «Человек в поисках смысла» В. Франкл отметил, что увлечение личности спиртными напитками является бессознательным желанием человека обрести счастье и безмятежность путем внешнего химического воздействия. Самгин подмечает в поведении своей любовницы то, что она слишком часто использует алкоголь, чтобы на время забыться, уйти от депрессивно-меланхоличного состояния, не так остро переживать безнадежность «экзистенциальной тошноты» в многомерности ее сознания, стать хоть на мгновение счастливой: «Затем Самгин подумал, что Нехаева слишком много пьет ликера и ест конфект с ромом» [Горький 1979, т.11.: 213]. Алкоголь является универсальным средством, позволяющим человеку ощутить «счастливое сознание», иллюзию оптимизма жизненных перспектив. Но это лишь неудачная попытка бегства человека от реальности, от самой страшной правды о себе самом, придающей иногда «мужество быть» (П. Тиллих).
Можно ли что-либо противопоставить этой чудовищной ситуации абсурда и «экзистенциального вакуума»? Можно ли преодолеть это разрушительное состояние души человеческой, которое столь рельефно отразили в своем творчестве А.М. Горький и Ж.-П. Сартр? Отметим, что в философско-психологических работах В. Франкла подобное «противоядие» от деструктивного воздействия «абсурда бытия» есть. Австрийский психолог предлагает свою логотерапевтическую теорию и практику работы с личностями, испытывающими бессмысленность жизни. Отметим, что, благодаря философскому полифонизму литературных произведений А.М. Горького и Ж.-П. Сартра, «логотерапевтический дискурс», который разработал В. Франкл, присутствует в романе «Жизнь Клима Самгина», и в повести «Тошнота».
Основным «противоядием» от разрушительного воздействие абсурда экзистенции в душе человеческой является логотерапевтический концепт осознания личностью смысла собственного существования: «Тем самым главным для человеческого бытия является не наслаждение или власть и не самоосуществление, а скорее осуществление смысла. Поэтому логотерапия ведет речь о “стремлении к смыслу”» [Франкл 1990: 335]. Обретение смысла жизни делает личность более жизнеспособной и устойчивой к негативным воздействиям внешней «социальной среды». Каким образом разрешена проблема «абсурда существования» в романе А.М. Горького? В качестве противоположной мировоззренческой парадигмы «экзистенциальному гамлетизму» Самгина и Нехаевой можно противопоставить осмысленное бытие революционера-марксиста Степана Кутузова. Именно в идее построения бесклассового общества видел глубочайший смысл своей жизни данный герой. А.М. Горький показывает абсолютно другой, если его сравнивать с Нехаевой и Самгиным, духовно-психологический мир Кутузова, его одержимость великой идеей, которая наполняет каждое действие и помысел Степана глубочайшим, почти религиозным смыслом: «Социализм стремится к тому же, к чему стремятся все религии, к освобождению человечества от гнета природы, от необходимости, от страдания. В социализме чувствуется религиозный размах, универсальность цели, и эта связь с целями религиозными особенно чувствуется в самой совершенной форме социализма – в социал-демократии» [Бердяев 1999: 127]. Марксист не тратит на вечные гамлетовские вопросы о смысле жизни драгоценные минуты своего бытия, ибо он буквально одержим идеей построения нового бесклассового общества, в котором будет отменена частная собственность на средства производства, будет отсутствовать эксплуатация человека человеком, когда одни индивиды являются средством финансово-экономического обогащения других, будут упразднены все сословные и юридические препятствия для наиболее гармоничного развития личности любого homo вне его классовой принадлежности, будет разрешен фундаментальный, для любого общества, вопрос социального отчуждения и пр. Из этого наличия глубочайшего смысла существования Кутузова, можно рассматривать и отсутствие депрессивно-меланхолического схизиса в настроении этого героя, у которого, в отличие от Самгина и Нехаевой, просто нет времени на бесплодный «экзистенциальный гамлетизм», вечно ищущий, но обретающий лишь пустоту Ничто.
Когда В. Франкл в своей знаменитой и очень глубокой работе «Психолог в концентрационном лагере» писал о том, что личность может вытерпеть нечеловеческие муки и страдания, если она обладает смыслом экзистенции, то с ним, разумеется, можно в полной мере согласиться: «Знаменем, под которым предпринимались все попытки психотерапевтической помощи заключенным, была апелляция к воле к жизни, к продолжению жизни, к выживанию в лагере. Однако мужество жить или соответственно усталость от жизни оказывались всякий раз зависящими единственно лишь от того, имел ли человек веру в смысл жизни, его жизни. Девизом всей психотерапевтической работы в концлагере могли бы служить слова Ницше: “У кого есть Зачем жить, может вынести почти любое Как”» [Франкл 1990: 150-151]. Стоит заметить, что задолго до работы В. Франкла А.М. Пешков крайне глубоко осознал подобный психологический феномен. У Самгина вызывает неподдельное удивление непонятный внутренний мир Кутузова, он не может осознать, какая неведомая сила заставляет марксиста стоически переносить чудовищные испытания: аресты, обыски, пытки, голод, отсутствие элементарного комфорта, семьи и пр. Клим не может осознать, ради чего Кутузов готов нести бремя подобного осмысленного существования? А.М. Горький пишет: «Наблюдая за человеком в соседней комнате, Самгин понимал, что человек этот испытывает боль, и мысленно сближался с ним. Боль – это слабость, и, если сейчас, в минуту слабости, подойти к человеку, может быть, он обнаружит с предельной ясностью ту силу, которая заставляет его жить волчьей жизнью бродяги» [Горький 1979, т.12, : 418]. Именно в осознании Кутузовым глубочайшего смысла своей жизни заключается его удивительная способность переносить любые тяготы и невзгоды, которые, безусловно, не смог бы преодолеть Самгин. Стоит заметить, что Ж.-П. Сартр тоже высказывает довольно близкие концепту В. Франкла идеи преодоления «экзистенциального вакуума», утверждая, что смысл бытия приобретается исключительно в действии, активном изменении социальной ткани истории, практически исключающей «бесплодный гамлетизм», когда личность осознанно устраняется от выбора между действием и бездействием: «Учение, которое я излагаю, прямо противоположно квиетизму, ибо оно утверждает, что реальность – в действии» [Сартр 1989: 332].
Таким образом, мы в рамках данной статьи рассмотрели проблему «экзистенциального вакуума» в творчестве Ж.-П. Сартра и романе-завещании А.М. Горького «Жизнь Клима Самгина». Безусловно, в творчестве вышеуказанных писателей данная тема рассматривается с непревзойдённой глубиной, авторы виртуозно описывают героев, потерявших смысл собственной жизни, испытывающих на себе непосильное бремя абсурдного существования. Многие персонажи произведения А.М. Горького и Ж-.П. Сартра осознают свою вброшенность в мир, случайность и неопределенность бытия, одновременно они утрачивают иллюзии своего бессмертия, переживая весь абсурд экзистенции. С другой стороны, социальному пессимизму подобных героев можно противопоставить мировоззренческий оптимизм марксиста Степана Кутузова, который обладает глубочайшим смыслом бытия, готов отдать свою жизнь за реализацию данного общественного идеала в рамках динамики исторического процесса.
Библиографический список
- Бердяев Н. А. Новое религиозное сознание и общественность. М.: Канон+, 1999.
- Горький А. М. Собрание сочинений : в 16 т. / сост. и общ.ред. Н. Н. Жегалова ; вступ. ст. Л. Леонова. Т. 11: Жизнь Клима Самгина: повесть: Ч. 1 / примеч. Н. Н. Жегалова и др. М.: Правда, 1979.
- Горький А. М. Собрание сочинений: в 16 т. Т. 12: Жизнь Клима Самгина (Сорок лет): повесть: Ч. 2 / примеч. И. И. Вайнберг и др. М.: Правда, 1979.
- Горький А. М. Собрание сочинений: в 16 т. Т. 13: Жизнь Клима Самгина (Сорок лет): повесть. М.: Правда, 1979.
- Горький А. М. Собрание сочинений: в 16 т. Т. 14: Жизнь Клима Самгина (Сорок лет): повесть / примеч. С. Я. Бродской и др. М.: Правда, 1979.
- Ковтун В.А. Аналитика связей абсурда и молчания в экзистенциализме Ж.-П. Сартра // Философия хозяйства. 2010. № 5 (71). С. 214-218.
- Лесевицкий А. В. Анализ элементов экзистенциального дискурса в романе А.М. Горького «Жизнь Клима Самгина» // Вестник Гуманитарного университета. 2023. № 4 (43). С. 158-167.
- Николина О.И., Сизикова O.А. Человек в пограничной ситуации: тождество фактичности и трансцендентности (на примере философии Ж.-П. Сартра) // Вестник Омского государственного педагогического университета. Гуманитарные исследования. 2018. № 3 (20). С. 41-44.
- Савинкова Т. В. Экзистенциальная проблематика романа М. Горького «Жизнь Клима Самгина»: структурно-функциональное и философско-этическое значение // ActaEruditorum. 2020. № 33. С. 40–44.
- Сартр Ж.-П. Стена: избранные произведения. М. : Политиздат, 1992. Сартр Ж.-П. Экзистенциализм – это гуманизм? // Сумерки богов : [сборник] / Ф. Ницше, З. Фрейд, Э. Фромм и др. ; сост., общ.ред. и предисл. А. А. Яковлева. М.: Политиздат, 1989. С. 319–345.
- Франкл В. Человек в поисках смысла : сборник : пер. с англ. и нем. / общ.ред. Л. Я. Гозмана, Д. А. Леонтьева ; вступ. ст. Д. А. Леонтьева. М.: Прогресс, 1990.
- Ясперс К. Философия. Просветление экзистенции. М.: Канон, РООИ «Реабилитация», 2021.