Анализируя проблематику современного ему философского мировоззрения, В.Дильтей находил причины кризиса в философии в отстраненности от конкретного человека, абсолютизации только одной из его познавательных способностей – разума. Философия, по мнению В.Дильтея, теряет при этом свою исконную мировоззренческую проблематику и не должна больше оставаться умозрительной, абстрактной и оторванной от человека метафизикой; не может быть она и простым обобщением данных естественных наук, будучи загнанной «в теснину обязательных абстрактных закономерностей по аналогии с естествознанием» [1, с.129]. Ее задачей должна стать обращенность не на внешний предметный, а на духовный мир человека, противопоставление жизни, историчности, духовности человека всему естественному, природному.
Акцент на проблемах человека характерен для современной философии, именно поэтому ее развитие в последнем столетии происходит под знаком языка. Человек ищет новые средства постижения своей духовной сущности и окружающего мира и одно из важнейших средств такого познания он находит в языке, а точнее – в языках. «Путь к осмыслению феномена человека лежит не через естественные науки, а через естественные языки» [2, с.324]. Исследование естественных языков не может ограничиваться их формально-логической стороной, но открывает перед изучающим уникальные комплексы образов мира.
Ключевые слова естественных языков сами дают подсказку и символическое указание на решение глубинных философских вопросов. Во-первых, фундаментальной проблемы, сформулированной еще в рамках традиционной и классической парадигмы философии языка – вопроса о соотношении языка и мышления, слова и мысли, слова и духа. Язык сам является свидетелем тесной связи этих понятий в древнейших словах, нередко со слитными синкретическими значениями: «говорить, спрашивать, отвечать», «сообщать, знать, понимать, думать», «сказанное, речь, слово». Во многих языках мира слова со значениями «говорить» и «думать» восходят к общему корню [3, с.273]. Так, древняя индоевропейская традиция отождествляет способность ‘говорения’, ‘дара речи’ с ‘разумностью’. «Такое заключение можно вывести из факта этимологической соотнесенности в разных индоевропейских диалектах лексемы со значением ‘говорить’ и лексем со значением ‘думать’, ‘мыслить’, ‘помнить’: ср. хет. mem(m)a- ‘говорить’, memiia- ‘слово’, ‘дело’, ‘настроение’, ‘состояние души’… др.-рус. менити ‘говорить’, лит. minti ‘звать’, ‘именовать’, ‘отгадывать’, латыш. minet ‘упомянуть’, ‘назвать’, соотносимое этимологически с др.-инд. manyate ‘думает, греч. μιμνησχω -вспоминаю’, ‘обращаюсь мыслями’, μέμονα – ‘имею побуждение, желание’» [4, с.473]. Из готского слова doms «суждение», заимствованного в праславянский язык, произошли и русск. ‘дума’ и болг. ‘дума’ – «слово»; русск. ‘толк’ «признаваемый в чем разум, смысл» и толковать «объяснять смысл, значение; рассуждать, переговариваться, беседовать» [5, с.411-412]. Ср. тж. греч. λογος – «слово», и «смысл, понятие». Как пишет Хайдеггер, «согласно старинной дефиниции мы как раз те существа, которые обладают даром речи и у которых, стало быть, уже есть язык»; «человек есть ζωον λογον εχον «живое существо, обладающее логосом» (греч.), причем логос можно понять и как речь, язык» [6, с.259, 425]. Идея диалектического единства слова и мысли, берущая начало в античной философии, получила последующее развитие в византийском богословии и западной философской традиции, становясь связующим звеном между эпохами в развитии философского знания о языке и человеке.
Во-вторых, существует явное указание на семантическую двуплановость слова язык (как «язык» и «народ») в сознании целого ряда этносов, связь языка с родовыми корнями, происхождением народа. Этот древний синкретизм значений известен языкам различных семей: индоевропейским, финно-угорским, языкам Африки. Действительно, на определенном этапе общественного развития присуща тесная взаимосвязь этнического и языкового принципов группировки населения, т.е. язык воспринимается как то, что объединяет народ, что отличает его от других народов.
Учитывая значительный интерес к проблеме соотношения языкового и этнического сознания, разработку целого ряда смежных дисциплин с разнообразными методами и терминологией, следует вспомнить о двух основополагающих традициях, формирующих подходы к данному вопросу – европейской и отечественной.
Вопрос о соотношении языкового и этнического сознания длительное время находился на периферии философской мысли, и начало разработки проблематики с целью изучения антропологии, истории, духовной жизни индивида и общества связывается с личностью В. фон Гумбольдта. На особенности его философско-лингвистической программы повлиял ряд факторов. Во-первых, время В. фон Гумбольдта – эпоха расцвета немецкой классической философии, когда на качественно новый уровень переходит теоретическое мышление. Следуя отчасти традициям философских грамматик, В. фон Гумбольдт использует новый, мощный теоретический философский аппарат. Во-вторых, его труды являются во многом реакцией на антиисторизм и механистическую концепцию языка XVII – XVIII вв. Для Европы XVIII век – век безраздельного господства историзма, и языкознание становится частью историзма. В-третьих, это противопоставленность логическому и универсалистскому направлениям, т.е. постулату «универсальных грамматик» об абсолютном соответствии речи натуральной логике мышления. В древнегреческой философии данные воззрения были представлены как «принцип доверия языку» в его обнаружении разума и доверия разуму его познании физического мира. Вопрос о том, как имя выражает сущность обозначаемого им предмета, задавался сторонниками теорий ‘фюсей’ и ‘тесей’, а позже стал предметом споров реалистов и номиналистов, и получил наиболее полное развитие в «Грамматике Пор-Рояля». Универсалистскому подходу было чуждо диалектическое осмысление развития грамматического строя языков, чужд принцип историзма.
В. фон Гумбольдт формирует качественно новые пути исследования, антропологический подход, утверждая, что «тщательное изучение языка должно включать в себя все, что философия и история связывают с внутренним миром человека» [7, с.377]. Язык следует рассматривать не только как средство общения. Как орудие мыслей и чувств народа язык превращается в цель в самом себе. Адекватное изучение языка возможно и должно происходить в тесной связи с: сознанием и мышлением человека; культурой, с которой он взаимодействует; духовной жизнью народа в целом.
В воззрениях В. фон Гумбольдта запечатлен его опыт полиглота, изучавшего множество языков, в том числе резко отличных от языков индоевропейской семьи. Он приходит к мнению, что язык и дух народа тождественны. Различия между языками не сводятся просто к знаковым различиям, а являются различными мировидениями. «В каждом языке заложено самобытное миросозерцание. Как отдельный звук встает между предметом и человеком, так весь язык в целом выступает между человеком и природой, воздействующей на него внутри и извне … И каждый язык описывает вокруг народа, которому он принадлежит, круг, откуда человеку дано выйти лишь постольку, поскольку он тут же вступает в круг другого языка» [8, с.80]. Языки способны «схватывать в движении духа глубочайшее и тончайшее» [7, с.370].
Принимая во внимание тот факт, что особенности эпох и народов так тесно переплетены с языком, что иногда языкам незаслуженно приписывается полностью или частично то, что принадлежит эпохе и сохраняется лишь поневоле, а также роль отдельных писателей, которые могут вследствие мощного порыва своего духа придать языку новый характер, В. фон Гумбольдт формулирует глубокие выводы об исконном характере языка:
1)Язык, обладая индивидуальностью, сохраняет ее, а реагирует на посторонние воздействия и допускает свободное использование лишь в рамках своего характера.
2)Индивид испытывает на себе обратное действие языка, усваивая все созданное народом в прошлом.
3)Невозможно определить точный момент возникновения языка у нации, т.к. пользуясь историческим методом, исследователь всегда попадает в середину причинно-следственного ряда, где язык уже находится в определенном состоянии развития.
4)Язык есть свидетельство уникального сплава исконно языкового характера и характера нации.
Своеобразие языков находит выражение в освоении ими различных видов духовной деятельности. У греков, обладавших развитым чувством языка, каждый поэтический жанр имел соответствующий языковой облик – отдельный диалект. «Здесь мы находим разительный пример силы языкового характера. Если же, например, переменить роли, представив себе эпическую поэзию на дорическом, а лирическую – на ионийском диалекте, то сразу можно почувствовать, что изменились не звуки, а дух и сущность» [7, с.374].
Из современников В. фон Гумбольдту в определенной степени созвучны работы И.Г.Гердера, рассматривавшего язык как выражение духовной жизни народа и полагавшего, что через изучение различий в языках можно проникнуть в историю человеческого рассудка и души. И.Г.Гердер выделял три «возраста» языка – молодость (язык поэзии, язык чувств), зрелость (язык художественной прозы, язык разума) и старость (язык с высокими требованиями к логической правильности и синтаксической упорядоченности).
Ф. фон Шлегель считал данные истории языков наиболее надёжными для истории народов. При этом флективные языки рассматривались ученым как эстетически совершенные, в особенности языки типа древнеиндийского, изначально выражающие самые сложные, но при этом необычайно ясные понятия и мысли.
Трактовка В. фон Гумбольдтом строя языка как содержательной детерминанты мировосприятия и миропонимания дает основание интерпретировать его концепцию как предвосхищение гипотезы лингвистической относительности Сепира-Уорфа.
Постулат В. фон Гумбольдта о языке как мировидении не раз был предметом для полемики. К примеру, в России, где идеи философа были широко известны, о своем несогласии с немецким языковедом и наивности взгляда на тождество языка и мышления заявляет Н.Г.Чернышевский. Он видит причину заблуждений В. фон Гумбольдта в заимствовании идеи немецкой философии о мышлении как основной силе, производящей человеческий организм, приведшей основоположника философии языка к мысли, что «язык человека и его умственная жизнь – одно и то же. Что находится в умственной жизни человека, все выражается его языком; чего нет в языке, того нет в его умственной жизни. Человек, в сущности, мыслящая сила; организм человека есть проявление его мышления; поэтому вся звуковая деятельность органов человеческой речи тождественна с его мышлением; и если мы будем говорить об отдельном человеке, то должны сказать, что его индивидуальность и его язык совершенно совпадают. То же самое и о народе» [9, с.832]. По логике В. фон Гумбольдта, языки с более развитыми грамматическими формами, т.е. флектирующие, дают возможность лучше мыслить. Согласно Н.Г.Чернышевскому, между языком и мышлением нет буквального тождества, т.к. слова не в силах охватить все содержание человеческих представлений и «гибок, богат и при всех своих несовершенствах прекрасен язык каждого народа, умственная жизнь которого достигла высокого развития» [9, с.848].
Немецкий философ действительно говорит о наличии истинно духовного лишь в языках, достигших достаточно высокой степени развития, но справедливости ради следует заметить, что о взаимосвязи языка и мышления, а также связанного с этим прогресса в области общественных отношений, нравственности, науки и искусства не раз высказывается достаточно осторожно. «В области самого мышления действие языка исключает всякую остановку в каком либо достигнутом пункте. Обнаружение истины, определение законов, в которых обретает отчетливые границы духовное, не зависят от языка; но язык дает человеку предпосылку для развития внутренних сил; когда мы стремимся к бесконечному, первое побуждение, отвагу и энергию на этом пути мы получаем от языка» [7, с.375].
Параллельная гумбольдианству, но при этом весьма самобытная, традиция осмысления проблематики языкового и этнического возникает в России в середине XIX в. Ф.И.Буслаев, рассматривая язык и культуру как формы проявления народного духа, пытается изучать историю народа посредством языка: «Язык есть выражение не только мыслительности народной, но и всего быта, нравов и поверий, страны и истории народа. Единство языка с индивидуальностью человека составляет народность. Искренние, глубочайшие ощущения внутреннего бытия своего человек может выразить только на родном языке. Внутренняя нераздельность языка и характера народа особенно явствует из отношения языка к народной образованности, которая есть не иное что, как непрестанное развитие духовной жизни, а вместе с тем и языка» [10, с.340].
Идея о том, что «язык собственность нераздельная целого народа», а дух народа полнее и вернее всего выражает себя в языке, ложится в основу рассуждений И.И.Срезневского. «Народ и язык, – пишет И.И.Срезневский, – один без другого представлен быть не может. Оба вместе обусловливают иногда нераздельность свою в мысли одним названием: так и мы русские, вместе с другими славянами искони соединили в одном слове «язык» понятие о говоре народном с понятием о самом народе» [11, с.16]. Всякое изменение в языке носит закономерный характер: с изменением народа меняется и язык. Каждый язык обладает уникальной и присущей только ему одному формой, поэтому «народ, вполне сочувствуя формальной стройности языка своего, боится нарушить ее, бережет ее, как святыню» [11, с.19].
В лекциях по истории русской словесности С.П.Шевырев утверждает, что язык является первым признаком народности, внешним образом народа, дает возможность познания своей духовной сущности: «Русский народ обнаруживает в своей словесности две стороны: сильную народную самобытность, которая постоит за себя, и обширную всечеловеческую восприимчивость, которая готова сочувствовать всему прекрасному в человечестве. Эти две стороны, проникая друг друга, обещают богатое развитие в будущем» [12, с.IV].
Наиболее полное раскрытие проблема связи языка и духа народа получает в работах славянофилов. Язык, согласно учению славянофилов (А.С.Хомякова, И.В.Киреевского, К.С.Аксакова), есть форма воплощения самосознания народа. Познание и самосознание индивида обусловлено формой языка, который, в свою очередь, является выражением народного духа. А.С.Хомяков, изучая происхождение славянских племен, отмечает, что самобытная народная жизнь славян находит выражение в формах языка, а изменение уклада и быта народа приводят к изменениям в языке, и «речь, как самое покорное орудие мысли, как самая, так сказать, воплощенная мысль, более всего подвергается влиянию личности народов и их прихотливому произволу. Волнения жизни беспрестанно изменяют образ слова» [13, с.318].
Выводы славянофилов имели историческую значимость (практический инструмент полемики с западниками), и в то же время сохраняют актуальность на сегодняшний день. Во-первых, они еще раз обращают внимание на семантическую двуплановость слова «язык» (для славянофилов слова «язык» и «народ» неразрывные синонимы, и, как следствие, по К.С.Аксакову, «филология открывает философию народа» [цит. по: 14, с.68]). Во-вторых, результаты наблюдений славянофилов находят подтверждение в современных исследованиях. Для изучения процессов этнического развития многие из историков и этнографов не довольствуются объективными признаками, такими, как компактность проживания, общность экономической жизни и т.д., а обращают внимание на наличие этнического самосознания и выраженности его в языке. Без изучения языкового символизма исследование принципов некоторой культуры будет неполным, если не сказать, непрофессиональным. Язык выступает в роли этнического маркера, указывая на уникальность народа и своеобразие его духовного опыта. В-третьих, язык становится важным мерилом основных этапов развития этноса.
Близкие славянофилам воззрения на природу языка и его роль в самосознании народа высказывает позитивистски настроенный А.А.Потебня. Развивая мысль В. фон Гумбольдта о том, что язык является основным способом мышления и познания, основатель харьковской лингвистической школы обращает внимание на деятельно-творческую сторону языка, отмечая, что «язык есть средство не выражать уже готовую мысль, а создавать ее, что он не отражение сложившегося миросозерцания, а слагающая его деятельность» [15, с.156]. Таким образом, язык органически участвует не только в формировании мировосприятия народа, но и в самом развертывании мысли: «Человек, говорящий на двух языках, переходя от одного к другому, изменяет вместе с тем характер и направление течения своей мысли, притом так, что усилие его воли лишь изменяет колею его мысли, а на дальнейшее течение ее влияет лишь посредственно. Это усилие может быть сравнено с тем, что делает стрелочник, переводящий поезд на другие рельсы» [Потебня 16, с.260]. А.А.Потебня настаивал на необходимости исследования языка в связи с историей народа, обращаясь к фольклору и художественным ценностям, достояниям национальной культуры. Он неоднократно употребляет понятия «народ» и «народность». Язык, согласно А.А.Потебне, есть порождение «народного духа» и одновременно источник самобытности народа («народности»).
Таким образом, идеи о соотношении языкового и этнического, взаимосвязи языка и духа народа, в западной и русской лингвофилософии можно рассматривать как взаимодополняющие. В западной мысли акцентируется роль языка как образующего органа мысли, власть родного языка, а также влияние формы на освоении народами различных видов духовной деятельности. Значительную роль в трактовке языка играет историзм. Поэтому одна из главных задач изучения различий в языках – проникновение в историю человеческого разума и души. Русская философия также понимает язык как важнейший признака этноса и самую значительную форму проявления духа народа, отмечая, что человек может выразить искренние, глубочайшие ощущения своего внутреннего бытия только на родном языке, а также отмечают нераздельность языка и характера народа и закономерности изменений в языке. При этом отечественная традиция всегда характеризовалась стремлением к целостности познания, неразрывностью философских, научных и нравственно-эстетических форм мышления. Обе традиции предвосхищают лингвистический поворот философии в XX веке и возрождение интереса к антропологической тематике и проблемам человеческого духа и культуры.
Библиографический список
- Дильтей В. Введение в науки о духе // Зарубежная эстетика и теория литературы XIX – XX вв. Трактаты, статьи, эссе. М.: Изд. Моск.гос.универс., 1987 – 512 с.
- Арутюнова Н.Д. Язык и мир человека. 2-е изд. – М.: Языки русской культуры, 1999. – 896 с.
- Мечковская Н.Б. Язык и религия: Лекции по филологии и истории религий. М.: Агентство ФАИР. 1998. – 352 с.
- Гамкрелидзе Т.В., Иванов Вяч.Вс. Индоевропейский язык и индоевропейцы. Реконструкция и историко-типологический анализ праязыка и протокультуры. Ч.I-II. Тбилиси: Изд-во Тбилисск. ун-та, 1984. – XCVI + 1328 с.
- Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка. Т.IV. М.: Русский язык, 1982. 683 с.
- Хайдеггер М. Время и бытие. Статьи и выступления. М.: Республика, 1993. – 447 с.
- Гумбольдт В. фон. Язык и философия культуры. М.: Прогресс, 1985 – 450 с.
- Гумбольдт В. фон. Избранные труды по языкознанию. М.: Прогресс, 1984. – 397 с.
- Чернышевский Н.Г.Полн. собр. соч.: В 15Т. М.: Госполитиздат, 1951. Т.10. – 1095 с.
- Буслаев Ф.И. Преподавание отечественного языка. М.: Просвещение, 1992. – 511 с.
- Срезневский И.И. Мысли об истории русского языка. М.: Учпедгиз, 1959. – 135 с.
- Шевырев С.П. История русской словесности. Лекции. Изд. 3-е. Ч. 1-4. СПб. : 1869. Ч.1.
- Хомяков А.С. Соч.: В 2 т. М.: Моск. философ. фонд «Медиум», 1994. Т.1. – 589 с.
- Анненкова Е.И. Аксаковы. СПб.: Наука, 1998. – 366 с.
- Потебня А.А. Мысль и язык // Потебня А.А. Слово и миф. М.: Правда, 1989. – 622 с.
- Потебня А.А. Эстетика и поэтика. М. Искусство, 1976 – 614 с.
Количество просмотров публикации: Please wait