Для мудрых людей слова суть лишь марки, которыми они пользуются для счета, для глупцов же они полноценные монеты, освященные авторитетом какого-нибудь Аристотеля, или Цицерона, или Фомы Аквинского, или какого-либо другого ученого мужа.
Томас Гоббс
Философия Томаса Гоббса разработана в лучших традициях номинализма [6, с.623]. Номинальный характер логики Гоббса явствует уже из его отношения к мыслям и именам, находящего наилучшее свое выражение в четвертой главе его «Левиафана». С точки зрения Гоббса, все наши мысли текучи и потому обладают некоторой временной протяженностью, то есть длительностью. Кроме того, они могут от нас ускользать [3, с.23] и, таким образом, забываться. Чтобы было удобно использовать их, их надо фиксировать (регистрировать) «метками» или «знаками» (marks, signs). Ведь что означает фиксация? Фиксация представляет собой обнуление временной протяженности. С помощью этой фиксации мы можем удобно использовать их. Чтобы, к примеру, не возобновлять весь процесс формирования ускользнувших от нас, забытых мыслей, с помощью этой фиксации мы можем их восстанавливать – вспоминать: вызвать их из памяти [3, с.22], вновь возбуждать их в нашем уме. Кроме этого, мы можем систематизировать, а так же использовать их в процессе общения. И, таким образом, сообщать закрепленные за этими метками мысли людям другим. Метки и знаки, посредством которых и происходит фиксация мысли – это наши слова, имена и названия. Имя – это есть слово, которое мы выбираем в качестве метки. Именно имена и возбуждают в нашем сознании те самые мысли, которые закреплены за этими именами. Именно имена, будучи вставленными в предложение говорящим, говорят нам о том, какие мысли были в уме говорящего человека. Именно имена, пишет он далее, позволяют нам «сообщать другим какое-то знание, которое мы приобрели, то есть, давать советы или учить друг друга… Сообщать другим наши желания и намерения. Развлекать самих себя и других, играя нашими словами для невинного удовольствия или украшения» [3, с.23].
Причем, имена не обязательно должны быть именами предметов. Они могут быть именами свойств, а так же быть именами имен. Кстати сказать, очень многие заблуждения имеют причину собственного возникновения или, лучше сказать, возникают именно в силу неправильного употребления имен. В силу того, что имена одного какого-то типа мы используем вместо другого типа имен. Например, вместо имени свойства или предмета мы используем имя какого-то имени.
При соединении имен друг с другом образуется предложение, в форме простого атрибутивного суждения, состоящего из одного конкретного имени в качестве субъекта (имени, стоящего до связующей «есть»). И одного абстрактного имени в качестве предиката (стоящего после связующего «есть»). И самого связующего «есть». В суждении вещам приписываются какие-то функции. Говорят, например, что этот предмет есть играющий инструмент. Какие-то свойства. Говорят, например, что этот предмет есть зеленый. Или его принадлежность к какому-то классу предметов. Говорят, например, что эта собака есть пудель. Или, напротив, опровергаются-отрицаются свойства, какие-то функции (говорят, например, что этот предмет есть не действующий), либо его принадлежность к какому-то классу предметов. При соединении двух и более суждений возникает иная форма знания, нежели, чем просто суждение – дедуктивное или индуктивное умозаключение.
Имена бывают положительными. Как, например: человек, растение, лошадь. Но бывают также другие имена, называемые отрицательными, которые говорят нам о том, что это конкретное слово не есть имя вещи [3, с.28]. Что эта, конкретная вещь не называется так. Таковы, к примеру, слова: ничто, никто, непостижимое. Или опять же: не-человек, не-растение и.т.д. И хотя они не могут быть именами вещей, они крайне необходимы для размышлений. К примеру, для построения предложений, содержащих в себе отрицание. Они вызывают в уме наши прошлые размышления и, хотя, как уже было указано только что, они не могут быть именами какой-либо вещи, тем не менее, они заставляют нас отказаться от неправильно употребляемых слов [3, с.28]. Положительные и отрицательные имена нельзя присваивать одновременно одной и той же мыслимой вещи. Поскольку это ведет к логическому противоречию.
Имена бывают собственные и общие (или, другими словами, всеобщие – universal). Собственные – это те, которые относятся лишь к одной вещи. Являются именем одной вещи [3, с.24]. Как, например, Петр, Джон, Александр. Общие – это те, которые общи многим вещам. То есть, относятся сразу ко многим вещам. Как, например: человек, лошадь, дерево [3, с.24]. Каждое из этих последних, хотя и является одним именем, есть имя различных вещей [3, с.24]. Причем, общим может быть только имя. Каждая из тех самых вещей, к которым оно применимо – конкретна и единична. Общее имя применимо ко многим вещам в силу их сходства по какому-то признаку или признакам. По этим же признакам все эти вещи объединяются в класс или множество, образуя в своей совокупности то, что мы называем объемом. Каждое общее имя – поэтому обладает объемом. Некоторые из всеобщих имен обладают большим объемом, другие меньшим [3, с.26].
Далее следует несколько парадоксальное утверждение. В реальности эмпирически наблюдаемых нами фактов, с точки зрения Гоббса, общим названиям-именам не соответствует ничего. Не один из эмпирически наблюдаемых нами фактов. Поскольку общие имена выражают не факты и опять-таки не «природу вещей» в виде фактов, а лишь то, что мы о них думаем. Наши определения отражают не «сущность» предмета. Выражают опять-таки не «природу вещей». Как это считал Аристотель. А просто передают нам «значение слова». Передают нам значение этого имени. Представляют значение этого имени. Причем, под значением этого имени, нам следует понимать ни какой-то реальный предмет. Но опять-таки закрепленную за этим именем мысль. Закрепленную за этим именем мысль и, таким образом, им зафиксированную.
Как имена, так и простые атрибутивные суждения, из которых, посредством логических связок или, другими словами, пропозициональных союзов, можно складывать более сложные предложения, представляют собой результат произвольного выбора. Того самого человека или группы людей, кто первый установил имена, их одобрил и утвердил. К примеру, простое атрибутивное суждение «человек есть живое существо» – является достоверным лишь потому, что «было решено присвоить одной и той же вещи два этих имени». Рассуждать – значит складывать имена (или, напротив, их отделять друг от друга) в простые суждения, суждения в более сложные предложения в соответствии с некой договоренностью, достигнутой в ходе условного соглашения. В этих сложениях и отделениях Гоббс видел явный аналог математическим операциям сложения и вычитания. Получается так, что рассуждать – это есть то же самое, что и осуществлять математические операции, производить вычисления. То есть, складывать и отнимать. Например: человек = живое существо + разумное. Или, к примеру: живое существо = человек – разумное. Гоббс допускал, что рассуждения – это не только сложение и вычитание имен, но так же деление и умножение. Ведь что из себя представляет, к примеру, такая математическая операция как умножение? Понятно, что его всегда можно свести к последовательно осуществляемой несколько раз процедуре сложения одинаковых величин. Одинаковых слагаемых. А деление – к вычитанию «одинаковых вычитаемых, повторяемое столько раз, насколько это необходимо».
В теории познания Гоббс последовательный эмпирик [7, с.213]. Это, как говорится, с одной стороны. С точки зрения Гоббса, источником нашего знания являются наши же чувственные восприятия. Человек получают знание из своих чувственных восприятий. Но здесь есть одно очень страшное «но», которое в корне портит картину. Хотя источник познания и всех наших знаний должно искать в эмпирических наблюдениях, в наших чувственных восприятиях – наше чувственное восприятие не передает нам природу вещей. Такое познание не означает познание природы вещей. Все наши знания, как результат такого познания – это знания не о природе вещей. Они отражают, другими словами, не сущность вещей, а лишь то, «как мы их чувственно воспринимаем». При этом причиною всех наших чувственных восприятий служат именно вещи («внешние вещи или предметы»), оказывающие воздействия на наши органы чувств [4, с.13] и, таким образом, проявляющиеся в нас в форме наших чувственных восприятий. В качестве эмпирических наблюдений. Эти вещи находят свое проявление в нас. Проявляются в нас или, другими словами, являются нам. И потому предметами нашего постижения служат не «внешние» вещи, не то, как они существуют в реальности, а лишь то, как они проявляются в нас. Или опять же являются нам в форме наших чувственных восприятий. Потому вещь, как она существует реально и явление – это суть разные вещи.
Не подлежит никакому сомнению, что все эти его рассуждения выдержаны в духе простейшего и пока лишь поверхностного феноменализма, нашедшего наилучшее свое проявление в философии Канта. В той ее части, где речь идет о вещи-в-себе [2]. Этим, кстати сказать, легко объясняется тот самый факт, что свойства вещей для него не являются таковыми. Они есть, как он сам выражается, «призраки органов чувств», и реально вещам не присущи и «не находятся в них» [6, с.622]. Не имея ни какой объективности, они обусловлены исключительно лишь наличием и строением наших органов чувств. Словом, наличием и строением органов чувств того, кто эти вещи воспринимает.
Чтобы стало понятно, о чем идет, рассмотрим наглядный пример. А в форме примера любой, находящийся рядом предмет. Вот этот стол, например. Можно, к примеру, сказать, что этот конкретный предмет имеет ряд свойств. Является твердым, – мы можем это проверить, пощупав его. Является красным, поскольку выкрашен красною краской. Мы можем его попробовать даже на вкус. Чтобы сказать, что этот предмет – он невкусный. Его столешница – представляет собою квадрат, то есть квадратная. Почему этот предмет обладает какими-то свойствами? Ответ очень прост. Потому, что так мы его воспринимаем? Таким он нам дан в восприятии. Потому, что мы обладаем целым набором органов чувств (а их у нас пять). И эти органы чувств устроены именно так. А не как-то иначе. Если бы как-то иначе, то мы бы воспринимали этот предмет по-другому. Иными словами, этот конкретный предмет является красным лишь потому, что мы имеем органы зрения, посредством которых воспринимаем его красным. Для нас он является твердым, потому что имеем органы осязания. Невкусным – потому, что имеем органы вкуса. Мы говорим, что он имеет столешницу и эта столешница имеет квадратную форму, только на том лишь одном основании, что в нашем сознании существует такое понятие. Понятие «квадратный».
Другими словами, этот конкретный предмет есть какой-то, в том смысле, что обладает какими-то свойствами – лишь потому, что он дан в восприятии. Воспринимается нами, посредством наших же органов чувств. Но тогда возникает вопрос. А если предмет существует, что называется, сам по себе. Вне нашего восприятия. То есть, вне отношения с ним. Какой в таком случае этот предмет? Какими свойствами обладает? Очевидно одно, что он – никакой. И никакими свойствами не обладает. Поэтому вещь как она существует сама по себе – она никакая. Из этого, в частности, следует непознаваемость «внешних» вещей. В самом деле, мы можем знать о каком-то предмете что-либо лишь потому, что он обладает какими-то свойствами. А, если предмет, никакой?
Предметом изучения философии, с точки зрения Гоббса – служит реальность, которая представляет собой совокупность тел, обладающих пространственной протяженностью, существующих в пространстве, и, таким образом, совпадающих в своей протяженности с частью пространства. Не все свойства тел сводятся к нашим чувственным восприятиям. Часть этих свойств реально присуща телам. Это те самые свойства, которые, так или иначе, связаны опять же с пространством, с его протяженностью, или связаны с положением в нем. К ним он относит: величину, фигуру, положение (среди других тел), и движение [1, с.46]. Словом, те самые свойства, что несколько позже Джон Локк назовет первичными свойствами или первичными качествами [5, с.184].
Но это, как говорится, уже совсем другая история.
Библиографический список
- Воробьев Д. В. История зарубежной философии: Новое время: учебно-методическое пособие. Н. Новгород: Мининский университет, 2018. 78 с.
- Воробьев Д.В. Диалектика: миф или будущее философии. Вестник Мининского университета. Н. Новгород: НГПУ, 2016. №2.
- Гоббс Т. Собр. соч.: в 2-х томах. Т. 2. М.: Мысль, 1991. 731 с.
- Клайн М. Математика: поиск истины. М.: РИМИС, 2007. 400 с.
- Локк Дж. Собр. соч.: в 3-х томах. Т. 1. М.: Мысль, 1985. 621 с.
- Рассел Б. История западной философии. М.: Феникс, 2002. 991 с.
- Фишер К. История Новой философии. Рене Декарт. М.: АСТ, 2004. 492 с.
Количество просмотров публикации: Please wait