Интерес к вопросам жизни и смерти один из самых древних и волнующих человечество. Зародившись в первобытном обществе, он не потерял своей актуальности и по сей день, вплетясь в культуру и массовое сознание.
Несмотря на открытие биологической смерти еще в начале XX века, человечество продолжает создавать культурные тексты на темы существования жизни после смерти. Однако огромные библиотеки книг, галереи картин и километры кинопленки порождают очень хаотичное фрагментарное и слишком уж похожее на неумелый вымысел со множеством допущений представление о том, что ждет человека после смерти. Причина, видимо, в том, что смерть никаким образом невозможно познать. Большинство мыслителей, как древних, так и современных с этим утверждением согласны (например, ставшие уже афористическими высказывания Эпикура: «Самое страшное из зол – смерть не имеет к нам никакого отношения, так как пока мы существуем, смерть еще отсутствует; когда же она приходит, мы уже не существуем» и Артура Шопенгауэра «Каждому из нас доступно следующее утешение: смерть так же естественна как жизнь, а там, что будет, – это мы увидим»). Другие же, как Мартин Хайдеггер, предполагают, что смерть проявляется как разрушение жизни или же «смерть как конец присутствия есть наиболее своя, безотносительная, достоверная и в качестве таковой неопределенная, необходимая возможность присутствия.» [1, с. 239]. Третьи видят в смерти уравнивающую и примиряющую суть, приравнивая смерть с правом смерти – врожденным правом всякого появившегося на свет человека (Джавахарлал Неру) или рассматривая смерть как один из коренных параметров коллективного сознания (Филипп Арьес).
С другой стороны, «Смерть задана в социокультурной сфере, она «символически обменивается», приводя в движение социум, и именно в этом смысле она существует» [2, с. 71]. Не случайно известный французский историк Мишель Вовель назвал смерть одним из универсальных языков культуры [3].
Мы можем только вообразить то, чем может быть смерть. Такое положение вещей нас изначально ставит в тупик и удаляет от истины. Однако, так сложилось, что бок о бок с темой смерти не редко мы обнаруживаем Другого, например, Зловещего или Монстра. Эти образы гораздо более понятны и приручены научной мыслью и искусством, что толкает на обращение именно к ним для расширения представлений о смерти. Что не менее любопытно, все более Другими в современной культуре оказывается и совершенно обычный субъект, которому не обязательно переступать границу бытия для превращение во что-то неидентичное себе.
Тема Другого, смерти Я, меняющегося мира и Человека, нашедшая свою нишу в философских трудах, в последнее время все более прочно захватывает и современную культуру, в особенности кинематограф. При этом, речь не идет о высоком философском кино, пронизанном поиском смыслов бытия. О меняющемся мире и Герое размышляют горничные и пираты, охотники на зомби и психоаналитики, даже преступникам и «отбросам общества» не чужда тема Другого, Я, меняющегося мира, который подталкивает к переменам обывателей. Только вот в каком направлении должен трансформироваться герой и обыватель? И как максимы современного кинематографа и культуры могут обнаруживать себя в обыденности? В этом попробуем далее разобраться.
Итак, одной из явных особенностей современного кинематографа и поп-культуры является постоянная трансформация и метаморфозы Героя. В силу своей духовной целостности «положительные» персонажи больше тяготеют к традиционализму и испытывают меньше трансформаций и метаморфоз, а потому они уступают место более изменчивым «отрицательным» или неопределенным персонажам, которые могут быстро подстраиваться под все изменения и вызывают в сознании зрителя больший эмоциональный отклик.
В реалиях современной культуры сложилось так, что в своей статике и застылости черт Герой не интересен современному потребителю кинопродукта, поэтому он вынужден измениться или умереть. «У них есть выбор: либо они живут в моем новом мире, либо они могут умереть в своем старом» – провозглашает героиня культового сериала современности «Игра Престолов» Дейнерис Таргариен.
«Игра престолов» лишь один из большого числа вариантов сотворения Другого через смерть Я. Множество фильмов про вампиров, киборгов, оборотней, шоу с перевоплощениями и преодолениями себя (например, «Фактор страха», «Форт Боярд») также подтверждают одну из максим нашего времени: меняйся или умри. Конечно, эта мысль презентуется не в такой грубой форме, а подразумевает скорее социальную смерть субъекта: худей – или будь изгоем, стань красивым/вой или будь один/одна, выйди из зоны комфорта или стань нищим, путешествуй или будь бедным духовно.
Идея перерождения субъекта через смерть Я имеет место и на уровне межкультурных взаимодействий. Современный реципиент стремимся не к сохранению своих традиций, национальной идентичности, культурного Я, а к наиболее точному воспроизведению чужого национального Я (чаще американского) и универсализации своего поведения и быта, форматированию собственного Я под принятые в «цивилизованном» мире стандарты. Таким образом, происходит умирание национального Я под давлением инородного Другого (американского). Это отфильтрованное, приведенное к общепринятым нормам Другое (ставшее своим) уже более понятно, предсказуемо для Запада, и, следовательно, открыто для манипуляций и введения в культуру потребления.
Нельзя сказать, что тема перевоплощения является чем-то новым, порожденным именно современной культурой. Фольклор и сказки – являются копилкой народных представлений о перевоплощении персонажа. Наиболее яркие примеры метаморфоз героя демонстрируют сказки «Золушка», «Щелкунчик», «Алиса в стране чудес», «Сказка о рыбаке и золотой рыбке», «Сказка о Коньке-Горбунке». Их отличительная черта заключается в том, что, изменившись, они остановятся лучше.
В современной же культуре мы видим не рост героя, а часто его деградацию, хотя, без глубинного анализа порой кажется, что он становится лучше. Если в примерах сказок и фольклора изменение героя – инициация (символическое переживание смерти) происходит ради продолжения жизни в виде лучшего Я в более высоком статусе, то на современных примерах мы видим изменение героя через прохождение им порогового состояния ради смерти его прошлого Я и становления Другого, чуждого, противоположного, некой худшей версии Я, отформатированной под существующие реалии.
Обратимся к примеру с шоу, где перевоплощается, чаще всего, некая барышня не выдающейся внешности и личностных качеств («Модный приговор», «Перезагрузка», «Успеть за 24 часа» и т.п.). Ее к этому превращению может подтолкнуть что-то травмирующее психику («маленькая смерть»): измена мужа, потеря работы, унижения, депрессия. За трансформацию ее образа принимаются стилисты, визажисты и прочие профессионалы в области красоты. На выходе мы видим красивую, эффектную, модную женщину, но это уже не она. Это превращение символизирует смерть ее прошлого Я и замена архаичных черт ее характера модными и престижными: прощение – гордыня, скромность – вычурность, мягкость – твердость. Таким образом через смерть Я и создание Другого демонстрируются наиболее признаваемые обществом максимы поведения.
В кино эта тенденция так же вырисовывается все более отчетливо. Если прежде противник воспринимался достаточно гуманно, и подарить жизнь поверженному врагу являлось высшим проявлением доблести и милосердия, то сейчас ценна именно смерть врага (конкурента), пусть даже не физическая, но социальная или материальная. Однако такое уничтожение противника ведет, кроме того, и к смерти Я уничтожающего героя. Или смерть заменяется более щадящим вариантом – превращением героя во что-то другое (не в физическом смысле).
Также на уровне субкультур происходит некое умирание своего Я ради создания Другого, кажущегося уникальным, отражающим сущность Я, но на самом деле универсального, с прописанными дресс-кодами, идеалами, нормами поведения, темами для обсуждения, кумирами и т.д.
Последней, требующей наибольшего рассмотрения в реалиях современной действительности, оккупацией Я Другим становятся медиатехнологии, особая роль во множестве которых отводится социальным сетям, где человек, точнее его аватар и личная страница, должны быть похожими на те клише, которые формируются и тиражируются в СМИ. Как выразился относительно данного явления Нольберт Больц, «Мир – плоский, маленький, пустой и не имеет основания» [4, с. 5], где плоский означает потерю иерархий и превращение мира в сеть, а сам мир со всем его многообразием явлений и феноменов видится обывателями через плоскую поверхность монитора компьютера. Маленьким мир называется потому, что в нем все знакомы через шесть рукопожатий. Мир пустой поскольку сводится к некоторому количеству факторов и не имеет основания (первоосновы), а создается на наших глазах из информации, то есть битов.
Если рассматривать эволюцию субъекта с помощью стремления стать Другим, то можно сделать следующий вывод. Другая реальность, стремящаяся сделать человека Другим, стала не просто «протезом», надетым на тело современного человека, и не просто стала одной из социальных ролей, а практически сплелась с его сознанием. Трансформация в Другого обнажила важные аспекты культурного развития, такие как стремление человека отречься от «старой» культуры и отказаться от своего «неидеального» Я ради призрачной идеи быть современным, быть в тренде.
Другой чаще всего оказывается универсален, а Я – уникален, самобытен. Другой активно реагирует на все малейшие изменения в культуре и стремится идти в ногу со временем или даже предвосхищать будущее. Другой призван быть образцом для подражания, так как основу его эстетических ценностей составляет эффект современности с отказом от морали и нравственности ради стремления быть универсальным лидером, идеальным для всех и во всем. Если меняются идеалы, Другой быстро подстраивается под них, становясь идеальным снова и снова. Чем больше Другой улавливает мельчайших изменений и следует им, тем популярнее он становится, так как в этих изменениях отражается его присутствие, основанное каждый раз на социальной и культурной смерти и рождении новой культуры.
Таким образом, современную культуру можно назвать не только иконической, эклектичной или клиповой, но еще и химерической, в которой сплелось живое и мертвое, свое и чужое, связав ее развитие с постоянным перевоплощением субъекта, трансформацией традиций в реалии современности, а линию демаркации между разными этажами бытия слишком легко преодолимыми.
Библиографический список
- Хайдеггер М. Бытие и время. – Харьков: «Фолио», 2003.
- Шиловская Н.С. Феномен смерти в диалектике естественного и искусственного: монография. – Н.Новгород: Изд-во ВГИПУ, 2006.
- Vovelle M. La mort et l’Occident de 1300 à nos jours". – Paris, Gallimard, 1983
- Больц. Н. Азбука Медиа. – М.: Европа, 2011.
Количество просмотров публикации: Please wait