ПРАГМАТИЧЕСКАЯ ЗНАЧИМОСТЬ ВОПРОСА В ТЕКСТЕ КНИГИ В. ПОЗНЕРА «ПРОЩАНИЕ С ИЛЛЮЗИЯМИ»

Лыков Кирилл Александрович
ФГБОУ ВПО «Волгоградский государственный социально‐педагогический университет»
соискатель ученой степени кандидата наук

Аннотация
Работа актуальна в дискурсе любого жанра речи. В частности она важна для публицистической речи, так как обнаруживает прагматическую функцию вопросительного предложения как коммуникативной единицы. Приведенные в тексте вопросительные диалогические единицы указывают на прагматический эффект, который достигается автором в ходе его рассуждений для привлечения внимания читателя.

Ключевые слова: внутренний монолог, вопросительное предложение, позиция говорящего лица, прагматический эффект, публицистический жанр речи, риторический вопрос


THE PRAGMATIC VALUE OF INTERROGATION IN THE BOOK BY V.POZNER "PARTING WITH ILLUSIONS"

Lykov Kirill Alexandrovich
Volgograd State Socio-pedagogical University
candidate degree applicant

Abstract
The work is relevant in discourse of any genre of speech. It is particularly important for journalistic speech, as it discovers the pragmatic function of an interrogative sentence as a communicational unit. Interrogative dialogical unities given in the text indicate the pragmatic effect that the author reaches by using them to involve the reader in the course of his reasoning.

Keywords: interrogative sentence, journalistic genre of speech, pragmatic effect, rhetorical question, the inner monologue, the position of the speaker's face


Рубрика: 10.00.00 ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ

Библиографическая ссылка на статью:
Лыков К.А. Прагматическая значимость вопроса в тексте книги В. Познера «Прощание с иллюзиями» // Современные научные исследования и инновации. 2015. № 11 [Электронный ресурс]. URL: https://web.snauka.ru/issues/2015/11/59359 (дата обращения: 21.03.2024).

Вопрос в соответствии с публицистическим жанром книги В. Познера «Прощание с иллюзиями» имеет не столько функциональную, связанную с поиском информации функцию, сколько эмоционально-модальную. С его помощью автор вовлекает в свои размышления собеседников, демонстрирует ход мыслей, дает стереотипное представление о проблеме, рассматривая ее сквозь призму различных времен. Вопросы автора имеют как гипотетические, так и очевидные ответы, формируя внутренний диалог автора с самим собой или (и) с потенциальным читателем. В зависимости от меры участия в размышлениях потенциальных собеседников позиция говорящего лица имеет различные формы.

В передаче исключительно личных переживаний вопросы обращены самому себе, поэтому выражены той или иной формой говорящего лица:

1)                 … Почему не упомянул об этом [гибели Вовы Бараша – К.Л.] прежде? Может быть, то, как и где закончил свою жизнь Бараш, тогда не казалось мне столь уж важным фактом… (21)

2)                 Почему-то не написал, что в день моего рождения, в воскресенье первого апреля 1934 года, совпали все три Пасхи: католическая, православная и еврейская. Знак? (23)

В (1) говорящее лицо выражено дательным субъектным; в (2) имплицируется формой первого лица притяжательного местоимения.

Позиция говорящего лица может быть подчеркнута повтором личного местоимения в том случае, если автор делится особо сокровенным мыслями, проявляя «обостренное внимание к “я”» [Дюбуа и др., 1986, 286]:

…Пока я защищал мировоззрение, которому был предан, я часто задумывался над тем, должно ли это неизбежно приводить к оправданию того, что на самом деле по моему собственному убеждению является неприемлемым? Должен ли я воздержаться от открытой критики своего общества потому лишь, что «противник» воспользуется этим и подвергнет сомнению все то, во что я верю? Если я закрываю глаза на темные стороны моего общества, чтобы не стать предателем его идеалов, не предаю ли я себя? (326).

Ряд вопросов может иметь обобщающее слово, позволяя автору последовательно, поэтапно, в убедительной и простой системе доказательств подвести читателя к безальтернативному, неизбежно верному ответу:

Полвека спустя я задаюсь вопросом: существует ли сегодня интеллектуальное сообщество, воспринимаемое как моральный эталон как образец порядочности? Разве за эти годы сумела развиться новая интеллигенция? А если нет, то что это означает с точки зрения перспектив перестройки? Известна аксиома, что без поддержки народа любые попытки общественного обновления обречены на провал, но достаточно ли для успеха только народной воли? Коль скоро считается, что без интеллектуального руководства большевиков революция не состоялась бы, следует задуматься: а может ли перестройка состояться при отсутствии интеллектуального лидерства? Говоря иначе, есть ли дрожжи в этом социальном тесте? (220).

Прагматического успеха достигают вопросительные предложения, содержание которых вступает в отношения развернутой антонимии:

 Чем объяснить очевидные успехи в развитии гражданского общества и демократии в таких странах, как Польша, Чехия и Венгрия, в странах Балтии? Главным образом тем, что к руководству этих стран пришли противники прежнего режима – Валенса, Гавел и им подобные. К рычагам управления не было допущено бывшее руководство. А в России? В России ровно наоборот. Могли ли эти выдающиеся по своим способностям и данным люди восстать против той системы, которая породила их? Я утверждаю: не только не могли, но – и это важно – в глубине души не хотели (221).

Сообщи автор без сравнения с режимами других стран, строивших социализм, хорошо известные всем сведения о наличии в государственном аппарате большого процента бывших коммунистов, отказавшихся от партбилета, информация потеряла бы убедительность.

Внутренний монолог может строиться на вопросах, интересующих большинство, а потому расширяющих семантику говорящего лица:

Задумываемся ли мы над тем, что у этого народа было ощущение, будто он занимает постоянную круговую оборону от врагов, — ощущение, внушенное ему Вождем-Драконом и использованное для гонений и репрессий? Пусть никто не усомнится в том, что подавляющее большинство этого народа безоговорочно поддержало бы даже самый драконовский закон, направленный против тех, кто «клевещет» на Советский Союз (324).

Здесь форма первого лица множественного числа имеет обобщенно-собирательное значение. Автор говорит от себя и тех, кто, как он считает, разделит его точку зрения (наверное, в их состав включены и российские читатели). Осуждая «этот народ» и «большинство этого народа», он резко отмежевывается от него. Указательное местоимение-прилагательное соотносится здесь с атрибутом советский из предтекста, но его редупликация в границах одного предложения имплицирует, как утверждает словарь, значение «эмоционального подчеркивания отдельных членов предложения», словарные примеры [БАС, 17, 1948] и приведенная цитата показывают, что в результате многократного повтора местоимение актуализирует негативную коннотацию.

В. Познеру не чужд исповедальный тон вопросов, когда речь идет об отношении к самым близким людям. Он формируется и благодаря повтору местоимения «ты» со значением «личной причастности любого лица (но в первую очередь говорящего и его собеседников) к наблюдениям, составляющим содержание <…> предложений» [Скобликова, 1979, 110].

Что будет с теми, за которых ты в ответе, с теми, кого ты любишь, с теми, кто неминуемо пострадает за то, что ты решил высказаться? Это вопрос общий, в равной степени относящийся к любому обществу, имеющему определенные ценности, традиции, привычки (325-326).

Особая роль в установлении связи с читателем принадлежит риторическому вопросу, который является таковым «лишь по форме, так как по содержанию говорящий сообщает что-либо; сообщение носит по сравнению с вопросом обратный по отношению к утверждению/отрицанию характер» [Русская грамматика, 1979, 821 – 822]. Несовместимость формы и содержания придает риторическому вопросу особую экспрессию:

 Да и откуда у них [русских и американцев – К.Л.] может быть что-то общее, когда их исторический опыт столь различен? Назовите мне хоть один европейский народ, который в большинстве своем оставался в рабстве до второй половины девятнадцатого века. Покажите мне народ, который почти три века находился под гнетом гораздо более отсталого завоевателя (31).

Мысль о глубокой пропасти между двумя народами имеет форму категоричного утверждения, исключающего даже общечеловеческое сходство, не говоря уже о том, что если один народ имеет стойкое представление о каком-то характерологическом единстве с другим народом, пусть даже мифическом, то это означает, по крайней мере, о симпатии к нему. А это неплохой (и даже объединяющий) симптом. Посттекст побудительных предложений усиливает отрицательную риторику: автор обращается к потенциальным, верящим в сходство народов собеседникам, обобщенная форма которых исключает оппонентов.

Посредством риторики формулируются и такие вопросы, которые содержат гипотетические ответы:

 Кто-нибудь попытался представить себе, какой была бы Россия, не случись этого нашестия и двухсот пятидесяти лет ига? Если бы Русь, развивавшаяся в ногу с Европой, выдававшая своих княжон замуж за французских королей, не была отрезана на три долгих века от европейской цивилизации?

Что было бы, если бы Москва Ивана III проиграла новгородскому вече? Что было бы, если бы Русь приняла не православие, а католицизм? Что было бы, если бы русское государство не заковало собственный народ в кандалы крепостничества? Что было бы, если бы всего лишь через пятьдесят с небольшим лет после отмены крепостного рабства не установилось рабство советское? Много вопросов, на которые нет ответов, а есть лишь мало чего стоящие догадки… (31 – 32).

Ряд параллельных предложений с конъюнктивной риторикой напоминает о сложном пути становления российской государственности, объясняющем многое, и выражает мечту о том, что могло бы быть, не будь перечисленных обстоятельств. Это виртуально обусловленное предположение не вселяет оптимизма, поскольку гипотезы автора выстроены так убедительно, что, кажется, им не будет конца.

Риторические вопросы, подчеркивающие мысль автора, могут дополняться различными модальными оценками, представленными всей семантической шкалой, располагающейся между «да» и «нет». Самостоятельные модальные предложения подчеркивают сложность поднятых автором проблем, не имеющих однозначных решений:

1)                  Разве избрание чернокожего президентом страны не говорит о радикальном продвижении американцев в этом вопросе? Конечно, говорит (247).

2)                 «Ты [Обама – К.Л.] не оправдал моих ожиданий <…>. Тебе, «черному», нечего делать в Белом доме». Преувеличиваю? Ничуть (247).

3)                 Когда избавились от Наполеона, его заменил еще один король из династии Бурбонов. И ради этого воевали и умирали французы, ради такой рокировки совершалась революция? Разумеется нет (429).

В (1) абсолютная уверенность выражена неполным предложением с повтором глагольного предиката и модальным словом. В (2) гипотеза заканчивается риторикой, ставящей под вопрос меру изложенной правды, и завершается отрицательным неполным ответом, выраженным отрицательно-утвердительным наречием со значением «ни в какой мере», характеризующим восстанавливаемый из предыдущего предложения отрицательный глагол, что подчеркивает абсолютную уверенность автора в своем предположении. В (3) ответ содержит модальность абсолютной уверенности. Заметим, что все модальные компоненты, помимо своего непосредственного назначения выразить отношение автора к высказываемой мысли, реализуют и контактоустанавливающую функцию, приглашая к дискуссии оппонентов по поводу риторической информации.

Особая выразительность, заключающаяся в мощной силе убеждения, достигается повтором местоимения «они» со значением лиц, отсутствующих в акте общения и персонифицированных автором в предтексте: «Лучше других преуспевали те, кто более умело приспосабливался к извращенным и искаженным ценностям этого престранного общества: чем больше чего-то хотелось, тем сильнее притворялись в обратном, чем сильнее это ненавидели, тем громче признавались этому в любви» (446-447). Это «они» звучит так, как будто в него включена какая-то группа привилегированных лиц:

Поначалу они ее [перестройку – К.Л.] поддержали. Разве не всегда они поддерживали вожака, разве для них не стало условным рефлексом повторять то, что он говорит, выражать ему преданность, восторгаться каждым его словом? Разве не так обеспечили они себе посты с вытекающими из них благами? (447).

Заметим, что лицемерили журналисты, публицисты, учителя, продавцы, строители – судя по книге, в этот бесконечный однородный ряд субъектов мог бы войти сам автор и большинство его собеседников. Поэтому местоимение «они», выражающее отсутствующих в процессе коммуникации лиц, точнее было бы заменить – «мы», более отвечающим характеру субъекта, стремившегося к сохранению какого-то своего поста – журналиста, ректора, директора и т.п.

В конце последней главы книги появляется обнадеживающая риторика:

Тяжело наблюдать за этим, мучительно принимать в этом участие, но нет сомнений, что эта революция победит. Откуда моя уверенность? В ответ я мог бы написать еще одну главу (455).

Первые три предикации вступительного предложения представлены безличными сказуемыми с подразумеваемым семантически-обобщенным субъектом, безусловно включающим и говорящее лицо. В ответах же подчеркнута авторская модальность уверенности: она сигнализируется формами притяжательного и личного местоимений. Правда, предикат говорящего лица имеет форму и значение конъюнктивного, возможного действия, но контекст книги дает надежду на то, что автор, как и большинство настоящих русских философов, действительно знает те силы, которые приведут нашу страну к победе.

Ряды риторических предложений могут сочетаться с именительным темы:

Криминализация и коррупция. Откуда они взялись в девяностых – эти люди в малиновых пиджаках, эти киллеры, эти преступные группировки? Из каких щелей они вылезли? Ведь нам говорили, что по сравнению со всеми прочими странами, особенно с Америкой, в Советском Союзе почти нет преступности. Но ведь не из Америки прилетели в Россию все эти Япончики, Тайванчики, Маккинтоши. В каких глубинных слоях советского общества дожидались они своего часа? Меня поражают те, кто ностальгирует по советским временам, в частности, доказывая, будто «тогда такого не было». Не было? Полноте! (465).

Акцентированная тема дальнейшего высказывания (криминализация и коррупция) убедительно подчеркивает связь с ней социальных бед страны как в советское, так и в постсоветское время. Преемственность времен подвергается убедительному анализу в точно и иерархически последовательно поставленных вопросах, имеющих общие, всем известные ответы. Риторика дает возможность читателю включиться в процесс рассуждения, соглашаясь с автором, а для потенциальных оппонентов, несогласных с позицией автора, как будто предвосхищая их негативную реакцию, В. Познер отвечает утвердительным по содержанию и отрицательным по форме неполным безличным предложением и постпозитивной модальной репликой с разговорно-просторечной экспрессией удивления: полноте – «стоит ли?» [БАС,10, 1024, 1016]. Это очень ироничная риторика, имплицирующая абсолютную уверенность автора в несокрушимости своих аргументов по поводу того, что он утверждает.

Нельзя не согласиться с точно выстроенной риторикой, связанной с оценкой национальных отношений:

 Почему уже при Иване Грозном иностранцев селили отдельно и следили за тем, чтобы с ними не общались местные? Откуда и почему возникла Немецкая слобода, и знаете ли вы, что изначально словом «немец» называли всякого, кто не умел говорить по-русски: раз не говорит по-русски, значит ущербен, неполноценен, немой. С какой целью в советский паспорт была введена графа «национальность», пресловутый «пятый пункт», который подчеркивал национальную принадлежность, а не гражданство человека, тем самым разделяя, а не объединяя людей? (466).

Здесь автор объединяет разные эпохи в их отношении к национальному вопросу, спровоцировавшему распад страны. И действительно, зафиксированная в паспорте национальная идентификация не давала человеку забыть о принадлежности к своему этническому сообществу, акцентируя лишнюю при построении единого общества мысль о том, что построение светлого будущего пытаются осуществить лебедь, рак да щука, имеющие о нем различное представление.

Риторика во многом позволяет создать языковой портрет автора книги «Прощание с иллюзиями»:

Кстати: уже когда перестройка была в полном разгаре, телеведущий Дмитрий Крылов, вооружившись камерой, стал заходить к политобозревателям и задавать им вопрос о том, не испытывают ли они чувства стыда (неудобства?) за то, что говорили раньше. Я довольно пространно ответил положительно, о чем потом пожалел, потому что, во-первых, никто, кажется, кроме меня так не ответил, и во-вторых, зачем метать бисер перед свиньями? (446).

Модальное отношение к факту собственного покаяния, мотивация сожаления, заключенная в том, что де кто-то не признался в грехе лицемерия и что ареопаг был морально и нравственно низким, не вяжутся со сложившимся образом незаурядного, смелого журналиста. Второй аргумент выглядит несколько цинично, ибо правда публичного человека важна не столько для узкого круга лиц, сколько для многомиллионного читателя (во всяком случае, русского), а ему, несмотря на огромную порцию полученной со всех сторон лжи, хрюкать не хочется.


Библиографический список
  1. БАС – Словарь современного русского литераутрного языка в 17-ти т. М. – Л.: АН СССР, 1950-1956.
  2. Дюбуа Ж., Пир Ф., Тринон А. и др. Общая риторика, М.: Прогресс, 1986.
  3. Скобликова Е.С. Современный русский язык, М.: Просвещение, 1979.


Количество просмотров публикации: Please wait

Все статьи автора «Лыков Кирилл Александрович»


© Если вы обнаружили нарушение авторских или смежных прав, пожалуйста, незамедлительно сообщите нам об этом по электронной почте или через форму обратной связи.

Связь с автором (комментарии/рецензии к статье)

Оставить комментарий

Вы должны авторизоваться, чтобы оставить комментарий.

Если Вы еще не зарегистрированы на сайте, то Вам необходимо зарегистрироваться:
  • Регистрация