Сиротство для России не новое социальное явление. Динамика данного феномена во многом определяется социальной ситуацией: относительно спокойные периоды стабильного социально-экономического развития часто сопровождаются сокращением числа детей, оставшихся без попечения родителей; переломные революционные и военные годы характеризуются резким ростом количества сирот и беспризорных детей; таким образом, актуализация проблемы сиротства приходится на годы политических, экономических, социальных потрясений.
В истории России сам феномен сиротства в официальных документах фиксируется с ХII века – в «Поучении» Владимира Мономаха содержится настойчивый призыв заботиться о сиротах. Моральный императив, опирающийся на христианскую мораль, впоследствии из сферы личного долга пред Богом модифицируется в социально-политическую задачу попечения о «слабых». Сама государственная модель попечения оформляется ко второй половине ХVIII столетия: здесь запускается формат Воспитательного (детского) дома и апробируется форма патронатной семьи, и на содержание приемного ребенка начинают выделяться денежные средства[1]. За последние сто лет России пережила 3 волны сиротства как социального явления. В периоды Первой Мировой и гражданской войн (1 волна) и Великой Отечественной войны (2 волна) решающую роль в увеличении количества сирот, чаще полных, играл фактор гибели родителей, при незначительном числе социальных сирот. На современном этапе трансформации общества (конец XX – начало XXI вв. – 3 волна) утвердились прочные тенденции роста численности именно социальных сирот.
Для каждого этапа актуализации проблемы социального сиротства общество находило определенные механизмы разрешения. Первая волна выдвигает требование институционализации проблемы. Благодаря деятельности Н.К. Крупской и А.М. Коллонтай молодое советское государство взяло на себя воспитание и материальное обеспечение детей, оставшихся без попечения родителей. Идеологически эти меры были вызваны необходимостью высвобождения подрастающего поколения из-под влияния семейного уклада от «старорежимных порядков» и создания нового формата личности. Так возникает детский дом как форма государственного попечения о детях, признанная лучшей в 20-30 гг. ХХ столетия для организации помощи государства детям-сиротам. Проблема сиротства второй волны советским государством решалась за счет расширения школ-интернатов, в которых к середине 60-х гг. на государственном обеспечении находились дети из малообеспеченных семей (50 %), дети матерей-одиночек (25 %), дети родителей-инвалидов (10 %) и сироты (15 %) [2]. Но в 80-х годах идея воспитания детей в сиротских учреждениях подверглась серьезной критике, и школы-интернаты стали преобразовываться в детские дома. Возникли первые семейные детские дома, создававшиеся на базе обычной семьи [2]. Третья волна приходится на период радикальной социально-политической трансформации общественной системы, потребовавшей создания нового формата личности, сформировать который в государственной системе учреждений интернатного типа крайне сложно. Решение проблемы потребовало разработки целого комплекса мероприятий структурно-институционального и идеологического характера.
Социальное сиротство не является сугубо отечественное явлением. Однако картина распределения феномена свидетельствует о его концентрации преимущественно в странах, находящихся в процессе «догоняющей модернизации», с нестабильной социально-политической и экономической системами. Данную группу детей называют по-разному: «отказные дети», «казенные дети», «рожденные, чтобы быть покинутыми» и др. В Неаполе их характеризуют scugnizzo – веретено, постоянно находящиеся в движении; в Перу они получили статус pajaro frutero (фруктовая птичка), поскольку на рынках они предупреждают о появлении полицейских. В Руанде в отношении социальных сирот употребляется слово в saligoman (гадкий мальчишка, гаденыш), в Заире – moineaux (воробьи), в Камеруне социальные работники именуют их poussins (мелюзга), а полиция — moustiques (москиты). Так или иначе, в именовании данной группы отражается шаткий и неопределенный статус ее членов. Представители зарубежных государственных структур склонны к более осторожному подходу и в отношении именования данной группы пользуются эвфемизмами: например, «дети с ненормальным статусом» – в любом случае отмечается маргинализация социальных сирот и выпадение их из социальной структуры.
Факторы, детерминирующие феномен социального сиротства, можно обозначить блоками. Большинство исследователей в качестве ключевого блока обозначают социально-экономические [3; 4, с. 242], куда относятся такие моменты, как низкий уровень жизни и потребления в стране, а также жилищную проблему, безработицу или сверхзанятость взрослого населения и высокую интенсивность трудовой деятельности.
Следующий блок составляют факторы социально-психологического характера, определяющие специфику внутрисемейных отношений: снижение воспитательного потенциала родителей, бытовое насилие, пренебрежение нуждами ребенка. Нарушение детско-родительских отношений, пагубно сказывающихся на психологическом здоровье ребенка, формирует негативный детский опыт построения внутресемейных отношений, что, скорее, обречено транслироваться в дальнейшем [5]. Говоря об увеличении межпоколенной дистанции в семье постиндустриального общества, исследователи подразумевают именно недостаточность времени и внимания со стороны взрослых (замену их непосредственного участия в воспитании профессиональными кадрами в виде няней, гувернеров, репетиторов), в результате в детях развивается чувство одиночества, ощущение ненужности и миру в целом, и собственной семье. Однако традиционно в российском социуме отношения «родители-дети» также строились чрез посредников: в аристократических кругах в качестве таковых выступали чаще профессиональная гильдия воспитателей, в крестьянской среде непосредственное курирование детей осуществлялось …детьми – старшими братьями и сестрами. Родители в семьях означенных социальных слоев выполняли функцию наставников и учителей – отнюдь не хозяйственно-бытового характера – их более высокий социальный статус (возраст и функционал) маркировался обращением на «Вы». Тем самым выстраивалась органическая семейная, проецирующаяся на социум в целом, иерархичность: «социально-психологическая дистанция обеспечивала для детей ореол тайны вокруг взрослой (родительской) жизни и… безусловное уважение к родителям, непререкаемое послушание со стороны детей» [6, с. 21]. Купеческие и мещанские семьи в России, составляющие в свое время маргинальный тип межпоколенных отношений, положили начало нейтрализации дистантности – тенденции, активно продолженной после Октябрь 1917 года. Выведение из семейного оборота местоимения «Вы», минимизация физического и социального пространства совместного проживания демократизировало отношения «родители-дети», что существенного снизило статус и авторитет взрослого в семье.
Как видим, в качестве причин актуализации социального сиротства можно назвать и аксиологические – блок аспектов, охватывающий проблемы утраты традиционных ценностных ориентаций, утверждения новых образа и стиля жизни, усиление потребительской составляющей деятельности, что часто связывается с изменением функционала институтов, первоочередное значение которых способствовать освоению подрастающими поколениями традиционных культурных ценностей и социальных норм. В первую очередь это институты семьи и школы, воспитательная функция которых на сегодняшний день затемнена экономической, бытовой и информативной.
К социально-психологическому блоку вопросов относится и проблема трансформаций гендерных моделей и ролей, что ведет к увеличению числа аномального материнского поведения: формирование в женском поведении маскулинных черт таких, как властность, расчетливость, эмоциональная дистантность. Для носительницы означенных свойств это создает сложности в построении отношений с мужчинами, в создании семьи и воспитании ребенка[7]. Гендерные коллизии в современном обществе следует рассматривать шире, а именно как распад традиционных «женских» и «мужских» семейных линий, исконно нацеленных на различные виды и формы социальной деятельности, и как, следствие, актуализации в личностной природе особых черт. Размывание традиционных гендерных моделей имеет последствиями и нарушение гармонии межсемейных отношений, и существенные затруднения поло-ролевой идентичности детей и молодежи.
В качестве отдельно блока следует отметить спектр вопросов, касающихся проблемы социальной эксклюзии. Социальная исключенность означает дезинтеграцию общественной жизни и оттеснение отдельных сегментов социального бытия на периферию, выпадение их из «социальных сетей». Тема социальной эксклюзии очерчивает исключение групп и слоев из системы социальной безопасности, что подразумевает отсутствие доступа данных групп к важнейшим ресурсам, обеспечивающим поддержание адекватного человеческого существования. Неслучайно термин «социальная эксклюзия» впервые стал использоваться во второй половине ХХ века во Франции для обозначения социально незащищенных категорий населения[8]. Преодоление социальной эксклюзии требует и применения специальных инклюзивных мероприятий, и преобразования социокультурных практик, придания им гуманистического звучания. Анализ проблематики преодоления эксклюзии детей-сирот из центра общественной жизни приводит к осознанию необходимости разработки особой социально-политической идеологии для формирования действенной социальной политики[9].
Проблема эксклюзии детей-сирот имеет глубокие парадигмальные корни. Долгое время в гуманитаристике дети относились к «приглушенным» группам, при этом «исследования детства характеризовались не отсутствием интереса к детям, а именно так называемой «тишиной»: традиционный и модернистский аспекты социальной теории сосредотачивали внимание на практиках, основанием которых является рациональность, а дети в силу возрастных, психофизиологических особенностей как бы не подпадали под ракурс проблемы. Но с 60-х гг ХХ столетия социально-политические трансформации западного общества пробудили интерес к изучению «исключенных», «маргинальных», «слабых» общностей, что в итоге актуализировало внимание к детям как особой социальной группе. Однако до недавнего времени демографическая группа «дети» в социологической науке рассматривалась преимущественно функционально[10; 11, с. 34]: бытовало мнение, что социально и экономически данный период становления личности по сравнению со зрелостью менее значим.
В этой связи выделение детства в особую социальную группу осуществлялось формально: поскольку дети зависимы от мира взрослых, постольку являются объектом общественных отношений, а их личные интересы, фокусирующиеся на игровой деятельности, вращаются в приватной сфере. Одним из вариантов функционалистского подхода к детству является концепция Е.Болдинга, трактующего отношения взрослых и детей в рамках понятия общественного «класса», где неравенство позиций закрепляется законодательно посредством дефиниции «несовершеннолетняя группа». Фактически, как отмечает Митрофанова С.Ю., это – правовые и парадигматические основания трактовки детства как социального меньшинства – протоколирует изолированность детства, исключенность данной группы из общественной жизни: за детьми закрепляется более низкий социальный статус, меньше прав и привилегий по сравнению с доминирующей группой – взрослые[11, с. 35].
В современной науке постепенно формируется иной подход, суть которого сводится к следующему: детство – временная структура и имеет переходный характер – полноценно, как и группа взрослые, включено в социальное пространство. Условия жизни детей в не меньшей степени зависят от экономической, политической обстановки, уровня развития культуры, как и взрослой части населения[12]. Отличительной особенностью группы детства – группы социально уязвимой – является формирование основ мировосприятия в рамках существующего социально-культурного и экономического контекста. Социально-психологические, экзистенциальные аспекты вхождения ребенка в мир, отсутствие механизмов корреляции и взвешенной оценки внешних условий жизни способны формировать конформистские установки личности на принятие собственного социального статуса как данности, что обуславливает высокую степень вероятности экспликации негативных нормативов детства на дальнейший жизненный сценарий.
Таким образом, в анализе причин социального сиротства явственно выделяются следующие уровни анализа проблемы: 1) индивидуальный уровень, представленный факторами, связанными с асоциальным поведением родителей (алкоголизм, наркомания, проявления насилия); 2) институциональный уровень, определяемый недостаточно эффективным функционированием институтов государства, семьи, образования, воспитания (отсутствие оформленной структуры ролей, неразвитость досуговой сферы, неразработанность социальной политики государства); 3) системный уровень, связанный с трансформацией ценностных ориентаций в культурном пространстве (нивелирование ценностей коллективизма, жертвенности, любви и т.д.).
С этой связи в любом обществе проблематика детства и разрешение вопросов о «ненужности», «оставленности» детей должна трактоваться как приоритетная и в теоретическом плане, и на уровне социальных практик, поскольку сохранение духовного и физического здоровья подрастающего поколения – залог возможности развития и гарант жизнеспособности социума как такового. Противоположные трактовки и подходы свидетельствуют о «нездоровье», нестроении общества, остро обозначая проблему безопасности его развития.
Библиографический список
- Социальная политика и мир детства в современной России /Коллективная монография под ред. Е.Р. Ярской-Смирновой и Е.П. Антоновой. М., 2009.
- Дрыгина Е.Н. Подготовка студентов к профессиональной деятельности в учреждениях для детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей/ Полиаспектная подготовка современного педагога. М., 2011.
- Дементьева И.Ф. Социальное сиротство: генезис и профилактика. М., 2000; Зубкова Т.С., Тимошина Н.В. Организация и содержание работы по социальной защите женщин, детей и семьи. М., 2003;. Павленок П.Д., Руднева М.Я.Технологии социальной работы с различными группами населения. М., 2009.
- Рыкун А.Ю., Южанинов К.М. Профилактика социального сиротства: институциональные и дискурсивные аспекты // Журнал исследований социальной политики. Том 7, №2.
- Алексеева И.А., Новосельский И.Г. Жестокое обращение с ребенком. Причины. Последствия. Помощь. М., 2006.
- Божков О. Заметки о детстве и социологии детства//Телескоп. 2012. №4 (94).
- Современная женщина: личность, гендер, психология репродуктивного здоровья: коллективная монография / И.Л. Шелехов, А.М. Уразаев, О.Г. Берестнева, К.Г. Языков. Томск, 2009.
- Бородкин Ф.М. Социальные эксклюзии //Социологический журнал. 2000.№3/4
- Астоянц М.С. Социальное сиротство: условия, механизмы и динамика эксклюзии (социокультурная интерпретация): диссертация на соискание …доктора социолог. наук. Ростов-на-Дону, 2007.
- Зюнкер Х., Бюлер-Нидербергер Д. От исследований социализации к социологии детства// Развитие личности. 2003.№4.
- Митрофанова С.Ю. Детская бедность: социологические теории детства как основа исследования проблемы // Вестник СамГУ. 2010. 1 (75).
- Кураева Л.Г. Детство как социокультурная ценность: диссертация на соискание….канд. социолог. наук. Саратов, 1995.
Количество просмотров публикации: Please wait