СИМВОЛИЧЕСКАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ И СИМВОЛИЧЕСКИЕ ПРАКТИКИ: КОНЦЕПТУАЛЬНЫЙ АППАРАТ ИЗУЧЕНИЯ РЕПРЕЗЕНТАЦИИ ВЛАСТИ

Блохина Е.А.

Рубрика: 07.00.00 ИСТОРИЧЕСКИЕ НАУКИ

Библиографическая ссылка на статью:
Блохина Е.А. Символическая деятельность и символические практики: концептуальный аппарат изучения репрезентации власти // Современные научные исследования и инновации. 2011. № 4 [Электронный ресурс]. URL: https://web.snauka.ru/issues/2011/08/1668 (дата обращения: 14.03.2024).

Одной из важных тем современных гуманитарных исследований является репрезентация власти, в рамках которой анализируются взаимоотношения политической и художественной сфер культуры[1]. Репрезентация, по словам Карло Гинзбурга это «инструмент опосредованного познания, который позволяет увидеть отсутствующий предмет путем его замены «изображением», способным воскресить предмет в памяти или «описать» его таким, каков он есть»[2]. Изучение репрезентации власти связано с анализом образов власти – совокупности представлений об источнике власти, обязанностях правителя, взаимоотношениях правителя и подданных, выраженных, как правило, в артефактах культуры, в том числе художественных произведениях, а также сами способы трансляции актуальных политических идей посредством художественного языка. Акты репрезентации понимаются как символические – как замещение объекта и придание ему дополнительных значений. Задача настоящей статьи – прояснить понятия, описывающие процедуры символизации, такие как символическая деятельность и символические практики.

Во многом понятия деятельность и практики близки, даже могут показаться тождественными, так как означают действия, активность человека. Однако их научное применение указывает на различные, стоящие за ними, исследовательские традиции. Термин «практики» (во множественном числе) вошел в научный оборот сравнительно недавно. Как отмечают В.В. Волков и О.В. Хархордин, еще в начале 90-х использование понятия «практики» отсылало исключительно к опыту западной социологии, а употребление во множественном числе воспринималось смысловой и грамматической ошибкой[3]. Сегодня ситуация изменилась, возникла даже своеобразная мода на понятие. Попробуем прояснить то новое, что несет с собой понятие практик по сравнению с понятием деятельность.

Деятельность представляет собой сложное многогранное явление, изучаемое рядом гуманитарных и социальных дисциплин. В российской практике понятием деятельность оперировали такие философы и культурологи как М.С. Каган, Э.С. Маркарян, А.В. Маргулис, Г.С. Батищев. В самом общем виде деятельность – это форма человеческой активности, которая направлена вовне, на объекты, но содержательно обращена на субъект. Совокупность трех элементов (субъект, объект, активность) составляет процессуальнуюструктуру деятельности, а сама деятельность – особый вид субъект-объектных отношений. Субъектом выступает человек, группа, коллектив, общество в целом, субъект является источником активности, которая направлена на объект – природу, общество, на самого себя. Активность – вид движения, динамика, «сама энергия субъекта», направленная на преобразование окружающей действительности и всестороннее преобразование человека[4].

Человеческая деятельность разворачивается в историческом процессе, в ходе которого человек стал преобразователем природы, общества и самого себя. С одной стороны,деятельность понимается как важнейший способ адаптации к изменяющимся условиям окружающей среды, ведущий к появлению «надбиологических форм» наследования информации и опыта[5]. С другой – функционирование деятельности в обществе детерминировано, так как направлено на создание артефактов, отвечающих «потребностям общества»[6]. В деятельностной концепции культурологии культура трактуется широко и обобщенно как процесс и результат человеческой деятельности.

В понятии деятельность, которое можно считать одним из важнейших для отечественной культурологии, подчеркивается преимущественно рациональный и объективный (субъект-объектный)[7] характер преобразовательной активности человека. Понятие деятельности в философской концепции культуры М.С. Кагана тяготеет к высокой степени абстрактности и за счет этого к неизбежной отстраненности от конкретных человеческих занятий, от реальной сложности и неоднозначности мотивов, поступков, сомнений, интересов. При всех указаниях на множество видов человеческой активности и занятий, для деятельностной концепции культуры наиболее важен генерализующий принцип типологизации деятельности по ее «конечному продукту», что связано с вычленением триады или диады типов деятельности – материальной, духовной и художественной деятельности (М.С. Каган) или материальной и духовной (А.А Радугин, А.И. Кравченко[8]).

Понятие практик представляет собой иной ракурс анализа человеческой активности. Как отмечают авторы книги «Теория практик», новое понятие, начиная с 1980-гг., «стало центральным ориентиром антропологических исследований…, вокруг этого понятия начал выстраиваться новый теоретический консенсус»[9]. Поначалу термин выполнял в науке не столько атрибутивную и методологическую, сколько символическую функцию, объединяя попытки противопоставить детерминизму субъект-объектной модели деятельности или объективизму структурно-функционального подхода иную картину социокультурной реальности и коллективного опыта, являющегося не столько следствием, сколько условием конкретных форм человеческой активности.

Войдя в научный оборот сравнительно недавно, понятие практик и целый ряд близких ему понятий активно используются европейскими и российскими социологами, философами. В современной российской гуманитаристике данная проблематика целенаправленно развивается в Европейском университете Санкт-Петербурга под руководством В.В. Волкова и О.В. Хархордина. Они-то и предложили очерк теории практик, объединив под этим значительный корпус исследований конца ХХ века и, как они указывают, «общий стиль» исследований, которые могут заметно отличаться в части теоретических положений или используемых понятий.

В.В. Волков указывает на два основных способа понимания практик – «как фонового (неэксплицированного) знания и умения и как конкретной деятельности, соединяющей слова и действия («языковая игра»)»[10]. Способ научной идентификации практик у разных ученых выглядит по-разному: у М. Мосса и П. Бурдье – это габитус (от лат.Habitus – привычка), указывающий на инкорпорированность социального опыта и его коллективный характер, у Г. Райта – «практическое знание» и противопоставление «знания как» «знанию что», у М. Полани «личностное знание», практический навык, не сводимый к «рецептам» знания; Л. Витгенштейна – следование на практике множеству неписанных правил; у Дж. Серля – фон (thebackground). У целого ряда исследователей, о которых идет речь в «Теории практик», нет специальной терминологии: Н. Элиас изучает «процесс цивилизации», анализируя процесс формирования навыков светского поведения, этикета, употребляя слово «цивилизация» в прямом и теперь уже стертом значении «цивильности», «воспитанности».

Практики осуществляются с использованием особых«инструментов». Ими могут быть собственное тело человека, слова, знаки, вещи. В процессе деятельности, как отмечают В.В. Волков и О.В. Хархордин, «человек использует различные инструменты и подручные средства для достижения своих целей. В подручном мире вещи, знаки, фразы повседневного языка выступают как инструменты, а человек – как умелый пользователь, обладающий соответствующим знанием или навыками, без которых ни один вид практической деятельности не был бы возможен»[11]. Анализ практик дает возможность исследователю понять образный, метафорический, интеллектуальный и, конечно, телесный, поведенческий, предметный инструментарий исторической эпохи или современности. Это и есть «место» существования коллективного опыта, наследуемого внебиологическим путем, область культуры, хотя понятием культура исследователи практик не злоупотребляют. Практики составляют условие любой осознанной и целенаправленной деятельности, не причину или форму, а ее питательную почву. «Практики конституируют и воспроизводят идентичности или «раскрывают» основные способы социального существования, возможные в данной культуре и в данный момент истории»[12].

Под практиками понимается не только конкретное, повседневное знание, обыденное и повторяющееся поведение. Это область непроявленного, неэксплицированного, неосознаваемого опыта.Л. Витгенштейн отмечал, что практика «есть вся совокупность производимых действий, только ее не замечают либо по причине непроблематичности, либо, считая ее внешним проявлением чего-то скрытого, стоящего за ней – сознания, мышления, когнитивных процессов и т.п.»[13]. Проблематизация практик в реальной жизни происходит лишь в необычных, нестандартных ситуациях.Обычно, человек действует по привычке, автоматически, не замечая функционирование тех или иных предметов, но стоит предмету как-то измениться, он сразу становиться объектом человеческого внимания. В.В. Волков и О.В. Хархордин выводят теорию практик, во-многом, из философии Хайдеггера и с его помощью описывают формы раскрытия, обнаружения практик. М. Хайдеггер, пишет О.В. Хархордин, указывает натри способа становления заметным, или три модуса запускания чего-то в «явленность»: «во-первых, поломка подручного приводит к тому, что что-либо становиться неприменимо.<…> Во-вторых, отсутствие – это еще один способ явленности чего-либо. После пропажи что-то становиться сразу заметным, так как оно не под рукой, а оно нужно. <…> В-третьих, что-то становиться заметным и явленным через избыток; этот модус явленности Хайдеггер называет назойливостью»[14].

Исследования практик в самом общем виде можно представить по аналогии с тем, как выглядит по Хайдеггеру раскрытие бытия. Отправной точкой часто выступает что-то непонятное, необъяснимое, трудное для интерпретации, то, что оказалось непонятно современникам исследуемых событий. Или, напротив, слишком часто встречающееся, повторяющееся в различных текстах. Исследование практик предполагает процедуры описания, поскольку вне конкретной реальности поступков, слов и вещей, анализ практик невозможен. В результате исследователь нередко приходит к новым интерпретациям уже известных вещей. Как пишет Л. Зорин, исследуя взаимоотношения литературы и идеологии рубежа XVIII – XIX в., «формулировки типа «идеи декабризма родились под влиянием свободолюбивых произведений Грибоедова и Пушкина» известны нам со школьной скамьи». И ставит свою задачу не как опровержение этой причинно-следственной связи и установление другой, а как обнаружение слоя базовых метафор, по поводу которых в эту историческую эпоху существовал консенсус, что и составляет возможность взаимовлияния литературы и идеологии или, точнее, взаимообмена идеями и образами между ними[15].

Возвращаясь к проблеме взаимоотношения художественной и политической сфер культуры, заметим следующее.Совокупность действий и практик, в которых утверждаются представления о легитимности, носит символический характер. Опираясь на различение понятий деятельности и практики, можно предположить, что в и процессе создания произведений искусства, и в процессе провозглашения идеологии, есть явный, эксплицированный уровень, есть то, о чем говорят, спорят, провозглашают и доказывают. Здесь располагается символическая деятельность, ее целерациональный слой, здесь формулируются идеи и концепции. Но есть фон – область базовых метафор, характер и способ выражения неких идей и многое другое, что образует слой символических практик.

На сегодняшний день существует довольно внушительный круг исследований, посвященных проблеме взаимоотношения идеологических и художественных процессов в России XVIII века, которые имеют отношение к теории практик (как стилю исследований, подходу), хотя само понятие практик в них нечасто используется. Попробуем охарактеризовать некоторые из них, чтобы показать различение символической деятельности и символических практик.

В работе «Петр I – архитектор российской истории» Е.А. Погосян исследует вопрос формирования придворных календарей, а также деятельность первого императора, направленную на создание российской историографии. Выстраивая официальную культуру и официальную историю России в соответствии с важнейшими викториальными датами, Петр I, тем самым, определял представления о необходимости закрепления и «оживления» в историческом сознании общества военных кампаний. «У Петра были совершенно определенные представления о том, как именно нужно заполнять время, когда начинать важнейшие предприятия, чтобы они были успешными, и когда их праздновать, чтобы можно было надеяться на новый успех. У Петра, несомненно, была своя «стратегия» в обращении со временем»[16].

Идеологическое построение придворной (официальной) культуры происходило при личном участии монарха и его окружения. Область практик составляют самипредставления о войне как о благе для государства,о «государевом счастье», т.е. личной удачливости монарха. Они существовали и допетровское время. Празднования же побед в благодарность Провидению, по представлениям того времени, обеспечивало покровительство монарху в последующем и составляло область целенаправленных нововведений Петра. Ритуальный характер разнообразных символических и отчасти даже магических действий, обеспечивающий право монарха на особые отношения со временем и конструирование перед глазами подданных провиденциальной истории своего царствования, образуют фоновый контекст петровских новшеств, область практик. В свою очередь, создание «сценариев» празднований, активность разнообразных «корпораций» работавших над созданием форм для чествования победителя, возведением триумфальных арок «со многими украшениями» и созданием «оказы», представлявших собой планы, объяснявшие ход сражений и военных действий, может быть описана как символическая деятельность.

Иной взгляд на российскую монархию дает работа Р. Уортмана «Сценарии власти. Мифы и церемонии русской монархии», где исследуется способ создания и сохранения мифов об образе царя через символику придворных церемониалов. Основная методологическая идея американского исследователя заключается в том, что идеология государственной власти существовала не как система рационализированных предписаний и формулировок, а как совокупность автообразов, ритуалов и церемоний, раскрывающих характер и предназначение империи.

Различные способы презентации Уортман называет «сценариями власти», которые призваны тиражировать и закреплять мифы о богоизбранности, героизме и освободительной миссии правителя. Театрализованный мир императорских и дворянских кругов, конструировался через политическую систему символов и церемоний. Использование античного пантеона могучих богов и провозглашение образов «монарха-героя, монарха-бога», демонстративно символизировало отказ от «кроткого и смиренного московского царя»[17]. Петр I, прямо подражавший европейским монархам, принес в Россию, как пишет Р. Уортман, «ренессансный политический спектакль», сделав главной государственной церемонией не коронацию, а триумфальный въезд в столицу после военной победы, с яркой атрибутивной демонстрацией своей мощи и подвигов. «Пышные, подчиненные строгому ритуалу представления, требовавшие от русской монархии неимоверных расходов и затрат времени, свидетельствуют о том, что русские правители и их советники считали символику и образность церемоний насущно необходимыми для осуществления власти»[18].

Предметной формой конституирования величия монарха стала панегирическая литература, искусство и архитектура. Гравюры и парсуны, изображавшие императорские регалии и эмблемы, «создавали мифическую историю» нового европейского правителя на языке барочной культуры. Панегирическая литература доносила образ правителя, как сверхчеловека, совершавшего подвиги во благо нации. Таким образом, фундаментальное исследование Р. Уортмана предложило целостную картину авторепрезентаций российской монархии XVIII в., которая включала в себя символические практики и деятельность.

Книга Э. Зицера «Царство Преображения: Священная пародия и царская харизма при дворе Петра Великого» посвящена карнавальным действам петровской эпохи, которые представляют собой чрезвычайно трудную для интерпретации область культурной реальности XVIII столетия. Маскарадные свадьбы, кощунственные церемонии Всешутейного собора вынуждены были объяснять все историографы петровской эпохи, но особую трудность составляла необходимость совмещения прогрессивного образа петровских преобразований и столь экзотических забав. В своем труде, Зицер показывает нешуточный характер шутовских церемоний, объясняет, как в карнавальных действах разного рода, в публичных церемониях формировался круг лично преданных Петру людей, составлявших его непосредственное окружение, «рыцарское братство».

Главную идею Петровского царствования и образ власти Зицер называет Преображением (Преображением царства в империю). Эти идеи и образы были артикулированы и самим Петром, и символическим инструментарием идеологии Петровскогоцарствования. В предложенной нами логике – это область символической деятельности, область заявленной и провозглашаемой образности.

Область практик составлял ритуально-обрядовый характер утверждения идей сакральности царской власти и самой личности (харизмы) Петра Великого, библейские и литургические реминисценции, которые вплавлены в европейские или европеизированные формы праздников и ритуалов. Все это дает возможность увидеть, что идея Преображения царства как политическая (идеологическая) задача носила в Петровскую эпоху не метафорический, а, можно сказать, буквальный смысл. Реформирование бюрократического аппарата государства, армии, института церкви и т.д. не существовало отдельно от ритуального воспроизведения Преображенного царства.

Для исследования художественных образов власти раннего Нового времени необходимо различать тесно связанные, но все же отличные друг от друга области символической деятельности и символических практик. Для того чтобы оценить новаторство или, напротив, вторичность тех или иных праздничных действ или функционирование в политическом, идеологическом контексте произведений искусства, необходимо представлять себе практики, само наличие которых сомнения не вызывало. Это в самом широком смысле ритуальные практики, которые позволяют совершаться акту репрезентации. В культуре XVIII века репрезентация составляла своего рода непременный долг монарха, его близкого окружения, дворянского общества.


[1] Например, УортманР.С. Сценарии власти: Мифы и церемонии русской монархии. В. 2-х т. – М., 2002. – 608 с.;Ямпольский М. Физиология символического. Книга 1. Возвращение Левиафана. Политическая теология, репрезентация власти и конец Старого режима. – М., 2004. – 800 с.; Власть и образ. Очерки потестарной имагологии / Отв. Ред. М.А. Бойцов. – СПб.: Алетейя, 2010. – 384 с.

[2] Гинзбург К. Репрезентация: слово, идея, вещь / Пер. с фр. Г. Галкиной // Новое литературное обозрение. – 1998. – № 33. – С. 5.

[3] Волков В.В.,Хархордин О.В. Теория практик. – СПб., 2008. – С. 7.

[4]Каган М.С. Человеческая деятельность. (Опыт системного анализа). – М., 1974. – С. 45-46.

[5]Маркарян Э.С. Теория культуры и современная наука. – М., 1983. – С. 98.

[6] Маргулис А.В. Конкретно-исторический характер деятельности // Философские науки. – 1978. – № 2. – С. 8.

[7] Культурология. Учебник / Под ред. Ю.Н. Солонина, М.С. Кагана. – М., 2007. – С. 22.

[8] Радугин А.А.Культурология. – М., 2001. – 304 с.; Кравченко А.И.Культурология. – М., 2003. – 496 с.

[9] Волков В.В.,Хархордин О.В. Теория практик. – СПб., 2008. – С. 11.

[10] Волков В.В. О концепции практик в социальных науках // Социологические исследования. – 1997. – № 6. – С. 11.

[11]Волков В.В., Хархордин О.В. Теория практик. – СПб., 2008. – С. 72.

[12] Там же. – С. 22.

[13] Витгенштейн Л. Философские исследования» // Философские работы. – М., 1994. – С. 122. (Цит. по: Волков В.В., Хархордин О.В. Теория практик. – СПб., 2008. – С. 63.)

[14] Волков В.В., Хархордин О.В. Теория практик. – СПб., 2008. – С. 52-53.

[15] Зорин Л. Кормя двуглавого орла…Литература и государственная идеология в России в последней трети XVIII – первой трети XIX века. – М., 2004. – С. 27.

[16] Погосян Е.А. Петр I – архитектор российской истории. – СПб., 2001. – С. 9

[17] Уортман Р. С. Сценарии власти. Мифы и церемонии русской монархии. От Петра Великого до смерти Николая I.– М., 2002. –С. 69.

[18] Там же. – С. 18.



Количество просмотров публикации: Please wait

Все статьи автора «krekal»


© Если вы обнаружили нарушение авторских или смежных прав, пожалуйста, незамедлительно сообщите нам об этом по электронной почте или через форму обратной связи.

Связь с автором (комментарии/рецензии к статье)

Оставить комментарий

Вы должны авторизоваться, чтобы оставить комментарий.

Если Вы еще не зарегистрированы на сайте, то Вам необходимо зарегистрироваться:
  • Регистрация