Перед исторической наукой в отношении казачества стоит одна из важнейших и т.с. корневых задач, – задача типологизации казачьих сообществ, установление их уникальных черт и особенностей. Историки совершенно справедливо говорят по данному поводу в последнее время: «Необходима типологизация прошлых и ныне существующих казачьих сообществ, определение общего и особенного в их истории. Такие попытки уже предпринимались, однако, они были ограничены…»[15, с.4] Очевидно, что ограничения были связаны с догмами и постулатами применяемой советской исторической научной методологии, которая наносила больше вреда, нежели пользы в деле объективного исследования «казачьего вопроса». Появившееся в последнее время понятие регионогенеза позволяет принципиально по-новому интерпретировать уже известные события, ликвидировать «смешение понятий» и «смещение приоритетов» в «казачьей проблеме». Многое предстоит переосмыслить: «Без проведения серьезной и вдумчивой работы по типологизации казачества невозможно выйти за рамки дискуссий, ставших «основными вопросами» казаковедения в 1980-1990-е гг.»[15, с.3]

Исследователь – юрист М.С.Савченко неоднократно высказывала мысль, что «казачьи войска, войска юга России, при всей схожести основных их характеристик все же существенно различаются между собой… Это интересная модель адаптации общегосударственных норм к географическим и социокультурным особенностям регионов.»[17, c.3-4] С.В.Матвеев вполне веско отмечает, что «при решении отдельных проблем необходимо учитывать, прежде всего, специфику каждого отдельно взятого казачьего образования.»[16] Исследователь Т.В.Таболина в отношении концепции современного казачества придерживается версии, что оно есть совершенно новая формирующаяся общность. В.П.Трут является сторонником комплексности подходов в исследованиях. При этом, по его мнению, основное внимание должно быть уделено трем направлениям и векторам истории казачьего развития: этническому, сословному (служилому) и этно-сословному.

В связи со всем вышесказанным огромный интерес получает вопрос исследования казачества не как глобальной структуры, а фрагментарно с учетом особенности территориального фактора, геополитических реалий, особенностей местных казачьих практик в области культуры и повседневного быта. Только при таком подходе станет возможно понять, чем же было казачества в российской истории в действительности, отойти от мифологем и шаблонных моделей. Автором в ряде его работ были предложены новые подходы и принципы в методологии оценки феномена казачества.[5-12]

Кубанское казачье войско всегда являлось едва ли не одним из самых хорошо структурированных казачьих войск еще в бытность царской Империи. Созданное под непосредственным руководством и началом государства оно проводило взвешенную политику государственного начала на подконтрольных казачеству землях.

Создание войска принципиально отличалось от образования иных старейших войсковых структур. Правовед М.С.Савченко по означенному вопросу совершенно справедливо отмечает: «Правовой статус кубанского казачества существенно отличался от правового статуса донских и терских казаков. Его особенности определялись как способом включения в состав Российской Империи, так и характером государственной политики на Кавказе в конце XVIII в. Для кубанского казачества не были характерны такие этапы становления правового статуса, как суверенное военно-политическое образование и автономия. Принцип формирования кубанского казачества не совпадал с принципами, примененными при создании других казачьих войск юга России.»[17, с.27-28]

Уже с начала 40-х гг. XIX в. власть пыталась унифицировать и упорядочить положение дел в законодательной основе существования двух будущих частей Кубанского войска, – Кавказском линейном и Черноморском войсках. В 1842 г. было высочайше утверждено положение о черноморцах, а спустя три года, в 1845 г., – о линейцах.[17, с.29]

Звание наказного атамана Кубанского казачьего войска, впрочем, как и Терского, было соединено со званием начальника соответствующей области.[3, с.21-22] Такой практики не было, например, в самом крупном войске, – Донском, где, несмотря на это, атаман обладал более широкой палитрой принадлежавших ему полномочий.[17, с.22]

Кубанцев и терцев роднило и наличие в войсковой структуре, наряду с общеимперскими судебными органами, сельских – аульских и горских словесных судов, отражавших пестроту национально-этнической составляющей войскового населения.[17, с.22]

Государственная функция у кубанских казаков начиналась с семьи, целенаправленного воспитания в ней. Историк и краевед И.В.Васильев[1-2] пишет о кубанцах и их принципах: «Важнейшей задачей казачьей семьи было воспитание новых членов общины. Оно должно было обязательно дать определенный результат. Молодой казак должен был быть способен нести службу, обеспечивать семью и участвовать в жизни общины «не хуже других».[2, c.1] Такая политика давала свои плоды. Источники того времени говорили: «Кубанский казак храбр: лучшие из его качеств – неприхотливость в отношении природных условий воспитываются в нем обстановкой и средой жизни в мирное время.»[4, c.12]

Источники говорят о том, что вопрос военной подготовки был поставлен у кубанцев на необычайно высокий уровень, даже по сравнению с другими казачьими войсками, где он никогда не был низок, и затрагивал практически все социальные слои и гендерные группы. Совершенно принципиально новое место у кубанцев начинает занимать женщина-казачка. Источники говорят: «На навыки женщины влияли локальные особенности.., особенно в области наездничества, кавалерии, ведь само Кубанское линейное казачество было конным и придавалось регулярной армии именно как кавалерия.»[18, с.4] Женщины показывали исключительные образцы героизма и мужества. Например, «при нападении на ст.Пластуновскую в 1807 г. горцы проникли в один из домов и попытались захватить спящую там казачку Анну Блакиткину, но проснувшаяся девушка оказала столь упорное и отчаянное сопротивление, что враги вынуждены были отступить ни с чем, лишь легко ранив казачку саблей.»[3; 18, с.4]

При Советской власти упоминание о Кубани как крае прекратилось на протяжении 13 долгих лет, – с 1924 по 1937 гг. Примечательно и то, что и в царской России вплоть до 1917 г. Кубанского края не существовало, а существовала лишь Кубанская область. Лишь в период Гражданской войны (1918-1920 гг.) казачество, воспользовавшись ситуацией, смогло обрести черты полунезависимого автономного государства, когда данное понятие «Кубанский край» обрело значительную долю легитимности в юридическом и правовом понимании.[13, с.1]

Очень и очень мало кубанцев перешли и воевали в период Гражданской войны на стороне «красных». Из имеющихся имен наиболее известные для широкой общественности имена И.Сорокина, И.Кочубея, В.Черного, братьев Полуянов.[13, с.1] При этом отношение к ним даже со стороны советских историков было не вполне однозначным, эти лидеры часто объявлялись авантюристами, а их деятельность подвергалась жесткой критике.[13, с.1] «Свой среди чужих, чужой среди своих», – вполне уместно будет сказать об этих представителях кубанцев, разрывавшихся в своих стремлениях между желанием службы новому порядку и традиционными этническими казачьими представлениями.[13, с.1]

Важно отметить, что формирование Кубанской казачьей республики – Рады лидерами казачества и представителями «Белого дела» осуществлялось в тесной связи с идеологией государственности Украины. Лидеры образующегося самостийного казачьего государства остро нуждались в стратегическом партнерстве и союзничестве, в качестве главного партнера они видели Украину, куда активно обращали свои взоры. Провозглашение самостийной Кубанской Народной Республики произошло 16 февраля 1918 г. В ее состав вошли достаточно крупные в промышленном и культурном отношении области и центры, как то: Кубанская область, Ставропольщина, Терек, Дагестан, Черноморская губерния (Черномория). Оргкомитетом по созданию Республики выступили, действовавшие еще с 1917 г., Кубанский Военный Совет и Краевое Правительство. Но до этого, уже в ноябре 1917 г. украинское правительство официально признало попытки государственного самоопределения Кубани. «Украинский вектор» Рады вызвал крайне недоброжелательную реакцию многих влиятельных белых генералов, например, Врангеля, который развернул широкомасштабные интриги против нового правительства, силясь всеми средствами и способами оторвать казачьи массы от идей собственной государственности и включить их в ряды своих армий.

Очень рано происходит и возрождение Кубанского казачества в период перестроечных процессов в новой России. Источники говорят: «В 1988 г. на историческом факультете Кубанского госуниверситета под руководством В.Громова был организован первый кружок по изучению русской армии и казачества.»[13, с.3] Работа шла не без трудностей. Уже в этот период произошло размежевание участников сообщества на представителей т.н. «белого» и «красного» казачеств. Первых возглавил Ф.Бунин, лидером вторых был призван стать А.Берлизов.[13, с.3] Имелись и приверженцы украинского крыла националистического казачества.[13, с.3] В сентябре 1989 г. официально был зарегистрирован «Кубанский казачий клуб» как общественная самоуправляемая организация. Ее руководителями в ранге сопредседателей стали В.Громов, А.Берлизов, Ф.Бунин. Спустя год, – в 1990 г. была структурно и юридически оформлена «Кубанская казачья рада», – общественная организация, атаманом которой стал, проявлявший большую активность в «казачьем вопросе» В.Громов.[13, с.3] Уже в этот период у Рады сложились теплые партнерские отношения с коммунистическими лидерами региона. Первый секретарь Краснодарского крайкома КПСС А.Маслов в своем интервью «О текущем моменте и задачах коммунистов Кубани», данном газете «Советская Кубань» в октябре 1990 г. скажет: «У меня вызвал удовлетворение и даже гордость за своих земляков Учредительный съезд кубанского казачества, провозгласивший своей целью создание новой добровольной общественно-патриотической организации кубанских казаков, возрождение казачества не как сословия, а как этнической группы со своей культурой, традициями, обрядами, формами хозяйствования, восстановления исторической правды в освещении прошлого наших народов, создание объективной и полной истории Кубани… Такое движение я приветствую и готов ему всячески содействовать.»[13, c.3]

Из всего вышесказанного можно сделать важные выводы, закрепляющие наше понимание о сути структуры кубанского казачества:

Кубанское казачье войско – уникальное явление в истории развитии казачьих войск России, его уникальность определилась государственным статусом в момент образования; -Кубанцы и их лидеры наиболее последовательно и упорно отстаивали принципы «имперской традиции» в духе федерализма; -Вопросы «самостийности» кубанцев впервые остро встали на повестку дня в период Гражданской войны и были реакцией на государственную анархию в области управления, они тесно увязывались с вопросами украинской государственности как альтернативой большевистскому правлению, и по сути продолжали «великодержавную» российскую концепцию;  -В постперестроечный период  лидеры кубанского казачества оказались в заложниках исторического момента, именно в силу своей повышенной государственной модели их массы были обречены на неизбежный раскол и размежевание. Власть же, декларируя на словах принцип государственной казачьей службы, на деле придерживалась принципа культурно-этнической доминанты в деле возрождения казачества и пробуждения его из небытия.

1. Васильев И.Ю. Мифологические и внутриэтнические проявления оппозиции «свой-чужой» в системе ценностей кубанских казаков. 12.01.2012 [Электронный сетевой ресурс]. – Режим доступа: http://www.slavakubani.ru/read.php?id=3432
2. Васильев И.Ю. Нравственные ценности кубанского казачества и их трансляция. 10.03.2009 [Электронный сетевой ресурс]. – Режим доступа:http://www.slavakubani.ru/read.php?id=155
3. Государственный Архив Краснодарского Края. – Ф.249. Оп.1. Д.526. Л.97.
4. Григоренко Я. Пластунские походы // Кубанский казачий вестник. – 1916. – №18.
5. Ерохин И.Ю. Гетманщина: особое казачье государство // Гуманитарные, социально-экономические и общественные науки. 2014. №4. С.119-123.
6. Ерохин И.Ю. Казачьи республики периода Гражданской войны на Алтае и Дальнем Востоке // Наука и бизнес: пути развития. 2013. №8(26). С.23-26.
7. Ерохин И.Ю. К вопросам формирования государственной структуры казачества // История и археология. 2014. №7(15). С.8-14.
8. Ерохин И.Ю. К вопросу формирования государственного мировоззрения казачества // Новый университет. Серия: Экономика и право. 2013. №4. С.34.
9. Ерохин И.Ю. Концепция государственности донского казачества // Проблемы современной науки и образования. 2013. №3(17). С.42-48.
10. Ерохин И.Ю. Кубань, Терек и другие казачьи территории: их сила в разнообразии // Гуманитарные, социально-экономические и общественные науки. 2014. №9. С.141-146.
11. Ерохин И.Ю. Полиэтничность и многоконфессиональный характер казачества // Глобальный научный потенциал. 2013. №12(33). С.37-41.
12. Ерохин И.Ю.  Этно-социальные традиции и ценности казачества // Культура и цивилизация. 2013. №3-4. С.59-80.
13. Карасев И. Почему Кубань не республика? 2010 [Электронный сетевой ресурс]. – Режим доступа: http://www.rbardalzo.narod.ru/7/balachka2.html
14. Курков Г.М. Кубанские казаки на фронтах Великой Отечественной [Электронный сетевой ресурс]. – Режим доступа: http://cossac-awards.narod.ru/Zametki/Zametka19_Kuban_Cossacks_War.html
15. Маркедонов С.М. Российское неоказачество. 29.07.2004 [Электронный сетевой ресурс]. – Режим доступа:   http://www.statusquo.ru/689/article_800html http://combcossack.0pk.ru/vievtopic.php?id=2480
16. Матвеев О.В. Кубанское казачество в сословной структуре Российской империи и тенденции его развития в 60-80-е гг. XIX в. // Проблемы истории казачества: Сб. научных трудов. – Волгоград, 1995.
17. Савченко М.С. Организационно-правовые основы деятельности казачества юга России: середина XVI – начало XX вв.: автореф. дис. … д-ра юрид. наук (12.00.01). – Краснодар, 2007.
18. Формирование боевых навыков у казачек [Электронный сетевой ресурс] // Казачий клуб Скарб. – Режим доступа: http://scarb.ru/literatura/stati/formirovanie-boevyh-navykov-u-kazachek/
19. Фролов П.З. Жемчужная слеза казачки [Электронный сетевой ресурс]. – Режим доступа: http://www.slavakubani.ru/read.php?id=1038

Все статьи автора «Ерохин Игорь Юрьевич»